«Посмотрел телевизор — чуть контракт не подписал». Как служится в армии РФ в это тревожное время — монологи срочника и его мамы

21-летнего Алексея призвали на срочную службу в декабре 2021 года. Уходил он туда воодушевленным — посмотрел несколько видео на YouTube и проникся идеей испытать себя. Правда, реальность оказалась не такой, как на видео. А потом еще и новости о специальной военной операции и частичной мобилизации — нервы самого Алексея и его родителей были на пределе. О том, каким оказался этот непростой во всех смыслах год для срочников и как их родители жили в постоянном страхе за судьбу сыновей, мы попросили рассказать Алексея и его маму Татьяну. Она по-прежнему боится, что ее только что отслужившего сына могут забрать по мобилизации в зону СВО.

Алексей (здесь и далее имена героев изменены, но известны редакции) в 2021 году поступил на бюджетное отделение университета в Новосибирске — до этого он окончил колледж. Успел проучиться чуть меньше года, как получил повестку. Выбора особого не было, но парень говорит: в армию даже хотел.

— Мать не хотела, чтобы я шел, да никто не хотел. Наверное, из-за того, что юность моих родителей выпала на нулевые, когда была война в Чечне. Они всё это видели, читали в СМИ про убитых и раненых. Да и знакомые были, которые погибли, — объясняет он. — Мне было интересно посмотреть на армию изнутри. Ну и да, наверное, какая-то мечта была туда сходить. Даже думал в дальнейшем связать свою судьбу с армией, но потом передумал.

В декабре Алексей ушел в военкомат, а спустя пару дней уехал на поезде из Новосибирска. Служить Алексею предстояло в качестве инженера связи в одной из закрытых частей далеко от дома.

Как он ехал на поезде, Алексей не помнит — он заболел и все дни провел на койке. Почти все, с кем он ехал, были из деревень и маленьких поселков, выделялся лишь Алексей и еще один парень — он тоже оказался из вуза, в котором Алексей успел проучиться один семестр.

— Когда мы прибыли на КМБ (курс молодого бойца. — Прим. ред.), условия были не очень, так скажем. Я служил зимой, а у нас кочегары — гражданские — любили немного выпить. Мы мерзли, спали в куртках. Еда была не очень — готовили срочники. Что они накашеварят, то и будем есть. Это был, допустим, суп, в котором, дай бог, была одна картошина и кусочек морковки. Обычно рис готовили и четвертинку сосиски давали. Маленькие кусочки прям. Но когда я неделю или две отслужил, я уехал в госпиталь с подозрением на пневмонию. Там начали сосиски давать большие, я аж офигел, они на тарелку даже не помещались, — рассказывает он. — Ну и интересно вот что: парни такие были, старослужащие, которые тут уже полгода находятся, вот они когда готовили, могли что-то продать.

Новый год Алексей встретил с температурой. Ему и товарищам удалось уговорить командование на то, чтобы отметить Новый год. Солдаты скинулись деньгами: купили колбас, сыра, фруктов, мяса и сладостей — по этому, как говорит он, скучалось больше всего.

На КМБ было сложно, но Алексей не унывал — услышал от старослужащих, что в части, куда их направят для службы, будет лучше: больше еды и не так холодно. В конце января он уехал в часть.

Зимой 2022 года Алексей дал присягу, заступил в свой первый наряд.

— В феврале я уехал в свою командировку, до конца службы, по идее. Уехал на свое место службы. Это такое место, где служит всего несколько человек. Почти вся служба прошла на боевом дежурстве. Обычно срочники ходят на какие-то работы: снег чистят, что-то перетаскивают. Боевое дежурство — это когда ты отвечаешь за многое.

Даже распечатали и наклеили нам на стену, чтобы мы знали статьи и что нам за нарушения будет. Ответственности больше, задачи совершенно другие, я постоянно морзянку принимал, радиограммы, — говорит он.

Известие о том, что Россия проводит спецоперацию, Алексей узнал из телевизора — к нему у солдат был доступ. По его словам, он был шокирован, как и все его сослуживцы.

Новосибирец говорит, что первый месяц весны он и его товарищи обсуждали ход спецоперации, опираясь на то, что слышали из ТВ. Радовались тому, что нет потерь, и думали, что совсем скоро всё закончится. Но это продлилось недолго.

— Но какой штатный режим, если всё так затягивается? Начинаешь догонять, что что-то тут не так. Один раз я решил посмотреть такой канал, как «Рен-ТВ». Смотрел его около часа, наверное, так я чуть контракт не подписал. Постоянно там показывали добровольцев, — рассказывает он.

Весной тоска по дому догнала Алексея, но он уходил в работу, тем более срок службы закончился у его товарища, поэтому многие обязанности легли на плечи новосибирца. Очень сильно за Алексея волновались родители — им он старался звонить чаще:

— Я объяснял, что меня отсюда никуда не выдернут, служба такая. Успокаивал как мог.

Алексея в начале июня перебросили в другое место — туда, где служило больше людей. Некоторые из них уезжали в командировки в приграничные с Украиной области.

Со снабжением дела наладились — теперь еду готовили не срочники, ее привозили уже готовой в часть.

— В августе-сентябре так получилось, что у меня не было телевизора. Такой информационный вакуум. Были звонки домой, родители рассказывали иногда, что происходит. А так сидишь, делаешь свою работу — что есть СВО, что нет СВО. Телевизор ведь постоянно настраивает тебя, подстегивает ехать, а когда в этом вакууме… Ну я просто читал книги, какие были. Даже нашел «Мастера и Маргариту», — смеется Алексей.

О мобилизации Алексей узнал благодаря сослуживцу, у которого оказался телефон с доступом к интернету:

— Я подумал сначала, что мобилизация не к нам относится, а к ЛДНР, что там мобилизуют. А так мы настроились, что после дембеля, буквально через месяц, уже встретимся на гражданке. Тогда же было вообще непонятно, встретимся или нет. Дня три мы все сидели на панике. Нам говорили: «Подписывайте контракты, поедете туда». Мне говорил старший прапорщик, который сам вот-вот собирался на пенсию. Мудрость такую говорил: лучше подписать, и так ведь пошлют. А я точно не хотел подписывать, хотя там, где я служил, контрактникам платили немало: где-то 60 тысяч выходило, а у моего прапорщика — вообще 80 тысяч с учетом военной ипотеки.

Отпустила тревога Алексея только после звонка родителям: мама ему сообщила, что студентов-очников не мобилизуют.

Ближе к октябрю у Алексея появился телевизор, на ТВ-каналах показывали то же, «что и полгода назад».

— У моего начальства многие товарищи воевали, и вот они рассказывали им, а те — нам, что там нормально так воюют. Командир взвода приходил к нам с готовым отказом от прохождения контрактной службы, который нам нужно было подписать. То есть, наоборот, не агитировали, а понимали, что у нас никакой боевой подготовки нет.

Служба у меня с другим связана. Из сослуживцев никто не подписал контракт, а вот мой одногруппник туда пошел, я об этом в общем чате группы узнал.

Конец службы, как говорит Алексей, был «веселым». Недалеко от части произошел инцидент, поэтому срочников стали отправлять ночами в патрули, чтобы те тщательно осматривали территорию. Правда, оружия им не давали, но разрешали брать то, что можно было найти: топоры, молотки, ломы.

Вернулся Алексей в Новосибирск незадолго до Нового года. Он восстановился в вузе и уже начал сдавать зачеты. О дальнейшей службе он больше не думает.

Повестку Алексею, как говорит Татьяна, дали на руки в вузе. Ей стало страшно: она переживала за социализацию и за то, как служба скажется на Леше.

— Мы не вели в семье каких-то разговоров о том, что должен или не должен сделать мужчина. Мой сын сам сделал выбор — он захотел в армию, хотя, конечно, я была против. Насмотрелся он видео в YouTube, показывал мне, говорил, что это так классно, что он тоже хочет. По YouTube составил список, что нужно купить в армию: я, конечно, офигела. Там канцелярия, носки, трусы, нитки с иголками, бритва, пена… Всей мелочевки набралось на тысячи три. Осознанно, со списком пошел. Я поняла, что мне просто надо это принять, — объясняет она.

О том, что ее сын заболел в поезде, а потом попал в госпиталь, Алексей рассказал Татьяне не сразу — переживал, что его впечатлительная и эмоциональная мама «дойдет до генерала»:

— Не рассказывал он мне вообще о каких-то неприятных вещах об армии. Я была в подавленном состоянии, будто мне руку отрубили. Я пыталась отвлечься, и это даже получалось. Звонки от сына были редкими — раз в неделю. И то невозможно было понять его состояние. Он говорил сухо и четко: всё хорошо, всё нормально.

Сын запрещал мне ему звонить, звонил сам на выходных. Я очень переживала, ходили разговоры о срочниках, я не могла ни о чём другом думать.

Алексей позвонил ей на выходных, успокоил как мог. Но Татьяна всё равно переживала и регулярно листала новости.

Весной Минобороны признало, что в зоне СВО оказались срочники. Это не стало открытием для Татьяны, которая с самого начала СВО подозревала, что такое возможно, но сильно ударило по ее прежде спокойному и рассудительному мужу — тот впал в депрессию из-за переживаний. Словно почувствовав это, Алексей стал звонить чаще:

— Звонил уже и на неделе — я была просто счастлива. Всегда звонок начинался с: «Мам, всё хорошо, отсюда меня никуда [не увезут]». Рассказывал, как они там благоустройством занимаются, что-то копают и всё в таком духе.

Примерно тогда же Алексей просил маму высылать деньги на продукты. Как предполагает Татьяна, это случилось из-за того, что «совсем припекло и стало очень голодно»:

— Каждый выходной, раз в неделю, мы присылали ему тысячи полторы на еду. Рядом, где он служил, были магазины, поэтому была возможность солдатам заказать доставку. У меня сложилось такое ощущение, что они как голодранцы там, трусы и те драные выдали. Я говорила: «Леш, давай вышлю хоть что-то?», а он: «Мам, нельзя, не по уставу, отберут». Что уж говорить, если им дали бушлат с зашитым замком, который через голову надевать. Уехал красивый отсюда, военная форма парадная, берцы новые. И я невольно подумала, что и в армии так же будет. А дали сплошное рванье. Я же не требую чего-то запредельного. Если вы не можете, так открывайте счет, чтобы мы в Минобороны отправляли деньги, чтобы наши дети ходили элементарно сытыми и обутыми.

По словам Татьяны, дача и теплая погода несколько снизили градус тревоги. Отвлекся на садовые дела и муж Татьяны — он постепенно начал выходить из депрессии.

Сын продолжал звонить чаще, и женщина изрядно успокоилась.

— Когда объявили мобилизацию, мне стало плохо. У Леши очень хорошая ВУС, думала, что, не дай бог, его перекинут отсюда. Сын успокаивал как мог. Я сразу же набрала ВУЗ, там мне сказали, чтобы я не переживала, что сына ждут и, если что, по приезде в Новосибирск выдадут ему справку для военкомата. Потому что было непонятно, сколько продлится мобилизация, — объясняет Татьяна.

Мобилизация стала одним из самых страшных моментов для Татьяны за время службы сына. Она листала паблики в телеграме, изучала советы юристов и постоянно спрашивала у сына, не склоняют ли их к контракту:

— Им так и говорили: подписывай либо здесь, либо вернешься — и тебя мобилизуют, всё равно уедешь. Но я объясняла сыну, что его в университете ждут, что у него учеба. Он звонил, и я каждый раз спрашивала: «Что там насчет контрактов?», а он: «Приходили, спрашивали, но я нет». Так и общались урывками. Потом он уже стал говорить, чтобы я не спрашивала, потому что он точно не подпишет.

В такой тревоге прошли для Татьяны и ее мужа октябрь, ноябрь и декабрь.

— У меня появился страх, что его не отпустят. Что что-то такое будет, из-за чего он уедет туда, на СВО. Поэтому я ему звонила в день, когда он возвращался, говорила, чтобы он меня набрал, как сядет в такси, потом как зайдет в аэропорт, потом как в самолет сядет. Но слава богу, всё хорошо. Конечно, он изменился. Я думаю, после всей службы он понимает, что ему многие проблемы нипочем. Ну а розовые очки тоже спали, я думаю, они спали в первый же месяц службы, — делится она.

Андрей Травников недавно подвел итоги года в Новосибирской области, а также рассказал об ошибках во время мобилизации.