Дом-иллюзия: репортаж из общаги с шикарным видом и самым суровым в мире вахтером

Некоторые здания в Новосибирске никогда не заподозришь в том, что в них расположено общежитие, — так помпезно и величественно они выглядят. Часто тесные комнаты занимают только один этаж, как, например, в доме на Красном проспекте, 30 или в одной из «сталинок»-памятников на улице Станиславского. Но этому общежитию достались сразу 4 этажа, и все их охраняют строгие вахтёры — совсем как полвека назад. Кто жил и живёт в эркерах с видом на площадь Пименова, как изменились здесь порядки и о чём не хотят рассказывать местные жители, выяснили корреспонденты НГС.

В советское время ансамбль «завод – дом завода» был обычным делом — рабочие не всегда были горожанами, и им нужно было где-то жить. В Новосибирске несколько таких примеров, один из них — ансамбль, обращённый фасадами к площади Пименова и зданию ГПНТБ: завод «Оксид» и дом на улице Кирова, 80.

С улицы это вполне обычный жилой дом — от соседних он отличается только свойственными началу 1950-х эркерами и декором фасада. На самом деле привычных подъездов здесь только два, по краям здания. Всю выходящую на площадь Пименова центральную часть со второго по пятый этаж здесь отдали общежитию, в которое селили рабочих «Оксида».

Попасть внутрь общежития корреспондентам НГС удалось только со второй попытки — и только заручившись поддержкой руководства ЖЭУ, обслуживающего здание. Впрочем, выше второго этажа всё равно не пускают: «Все они одинаковые, чего туда ходить». За порядком и пропускным режимом следят вахтёры старой закалки: не то что корреспондент, мышь не проскочит.

— А как вы хотели, я зачем здесь сижу? Зачем мне посторонние должны так просто проскальзывать? — поясняет вахтёр в ответ на замечание корреспондентов НГС о строгости.

Представляться журналистам женщина наотрез отказалась, сниматься на посту — тоже: «Не буду афишировать сама себя, а то потом весь Октябрьский район будет смеяться». Хотя тут же заметила, что весь Октябрьский район и так знает, кто тут работает. Жильцы общежития рассказали НГС: самого сурового в мире вахтера зовут Назия, а работает она здесь пятый год, хотя в своё время и сама немало лет прожила в одной из комнат.

Общежитие занимает 4 этажа, всего здесь 92 комнаты, по 23 на этаже, площадью 17–24 кв. метра.

Примерно 15 лет назад их начали активно приватизировать, и сегодня только 12 не находятся в частной собственности, а принадлежат муниципалитету.

Жильцы в последние годы меняются часто, сетует Назия. В муниципальных комнатах надолго не задерживаются, частные сдают в аренду студентам — молодёжь каждые 5 минут пробегает по лестнице то вверх, то вниз. Спрос на комнаты здесь, кажется, неплохой: на портале N1.RU в аренде комнат нет совсем, а в продаже всего 5, стоимостью от 940 тысяч до 1 миллиона рублей.

На вопрос, сложно ли помнить всех «своих», вахтёр пожимает плечами: спрашивай и «фотографируй» глазами.

— Этот у меня сегодня поселился, а тот 2 недели назад. Не помнишь — спрашиваешь.

— А правду говорят?

— Да, в основном. Потому что с нами шутки плохи! — немного угрожающе смеётся женщина.

Изначально общежитие было молодёжным — здесь жили молодые рабочие «Оксида», по 4–5 в комнате. В советское время только несколько комнат были «квартирными», как их называет вахтёр, — выдавались сразу в собственность с ордерами. Сейчас все они, можно сказать, «квартирные»: в них живут либо по одному, либо семьями.

У части комнат есть балконы, классические или узкие, в некоторых — эркеры. Но престижа комнатам это не добавляло: в середине прошлого века сам факт получения койко-места в общежитии был престижным, потому что вместе с ним можно было получить и городскую прописку.

Правда, получить койко-место было непросто: сперва твою кандидатуру тщательно рассматривало руководство цеха, потом специальный комитет в жилищном управлении. Нужно было усердно работать (а в идеале — быть ударником на производстве), не опаздывать и вести активную жизнь, включающую в себя турслёты, спортивные и партийные мероприятия. Ждать свою очередь можно было несколько лет. Кому-то, как старожилу общежития Людмиле, повезло больше: она получила место без очереди, через год после начала учёбы в училище при заводе.

На этаже есть два санузла и общая кухня, но последней пользуются не все, призналась Людмила: в основном те, кто живёт в прилегающем к ней крыле, а остальные готовят в комнатах — причём так было и в советское время. Некоторым удалось даже провести в комнаты воду и установить умывальники, хотя владельцы помещений на первом этаже не разрешают проводить воду в комнаты.

— Видите, кладовка прямо? Через кладовку проведена раковина в комнату. И в конце, где туалет, где можно провели раковины, — пояснила женщина.

В самих кладовках одно время были душевые, но от сырости начала отваливаться штукатурка, и их спешно убрали — теперь кладовки переданы в распоряжение соседних с ними комнат.

Ванны устанавливать на этажах тоже нельзя: деревянные перекрытия могут не выдержать. Небольшие есть в санузлах — сперва их использовали только для стирки, вспоминает Людмила, а сейчас иногда в них и моются.

Полноценные душевые сейчас оборудованы в цокольном этаже. Чтобы туда попасть, нужно взять у вахтёра ключ, спуститься и открыть соседнюю со входом в общежитие дверь. То, что внизу душевые, понятно сразу, можно даже не проверять: из двери валит тёплый пар. Вход в душевые — через небольшой «предбанник», рядом с бронированной дверью в бомбоубежище (теоретически функционирующее, заверили нас в управляющей компании). Понедельник — санитарный день, а на остальные есть расписание.

— Какое это расписание, Назия? Я захотела — пошла, за мной кто-то из мужской половинки пошёл, — вспоминает Людмила.

Вахтёру возразить нечего. Раньше, вспоминает, было проще: у мужчин было два дня, потому что их было всего 5 комнат на всё общежитие, все остальные дни были женскими. Но даже с таким дефицитом мужчин в общежитиях создавались семьи, а на дискотеки по выходным вход был вообще свободный.

— У нас красный уголок был на пятом этаже, по субботам была дискотека, плакат висел на полстены. Потом здесь было две комнаты, — вспоминает Назия. — Но после одиннадцати чтобы все вышли, чтобы вас здесь никого не было. У нас вахтёры знаешь, какие были — ещё хлеще меня. Это сейчас свободнее стало, а раньше эта дверь (кивает на дверь между первым и вторым этажами) на замок закрывалась, он вешался на дверь в 12 часов. А кто на вахте — фиг тебя пустит.

— Ночуй где хочешь?

— Да. Или, как я, сидишь на лестнице: «Баб Кать, пусти!». Минут 40 посидишь, она тебя запустит, чтобы была наука.

— Или до 6 часов сидишь на лавочке, — добавляет Людмила.

Потом комнату с красным уголком заселили, и веселье ушло — как и дополнительная возможность пообщаться. В 90-е, вспоминает вахтёр, в общежитии жили наркоманы и «распальцованные», а на площадках нижних этажей ночевали бомжи — тогда вахта располагалась на 4-м этаже, а второй и третий были семейными.

Но про это время и какие-то случаи вспоминать местные не хотят.

— Всё всё равно не расскажешь и не припомнишь, а некоторое, хоть ты меня и подводишь, не расскажу, что было. И так чересчур больше, чем надо, рассказала, — отрезала Назия.

Перед уходом уже обращаем внимание на предупреждающие плакаты возле поста вахтёра: оказалось, что Паша — реальный персонаж, но жители настолько привыкли к нему на плакате, что очень удивились вопросу о нём.

— А-а-а… — улыбается строгая Назия. — Ну было такое, оставим для истории.

— Вы помните этого Пашу?

— Ой, лучше про этого Пашу не спрашивайте!