«Я залетная»: сибирячка Ксения Корнева — о дедовщине в «Уральских пельменях», обидах на шутки и страхах в темноте

Ксения Корнева родилась в Новосибирске, много и успешно играла в КВН, а потом случайно стала частью шоу «Уральские пельмени». В 2015 году ее позвали сыграть жену Андрея Рожкова в одном из номеров, и так она в проекте и осталась.

В интервью нашим коллегам из E1.RU Ксения рассказала, есть ли дедовщина в «пельменях» и почему Андрей Рожков стал для нее как папа в этом шоу, а также что она думает о сравнениях с Юлей Михалковой и о шоу «Игра», полностью скопировавшем КВН.

— Каково работать с «Уральскими пельменями», когда они все в Екатеринбурге, а вы в Москве?

— Я залетная, но от процесса не оторвана вообще. Я каждый месяц прилетаю сюда на неделю, репетирую с ними. Гастроли, съемки — это все вместе. Без меня происходит только написание. Могу придумать что-то во время репетиций. Но конкретно авторской работой заниматься у меня просто нет столько времени.

— Как вам вообще с ними? Тяжело быть частью коллектива, который столько лет вместе?

— Уже нет, а поначалу да, конечно. Я же с детства была прямо их фанаткой. Это отвратительное слово, но я правда сильно фанатела от этой команды КВН. Когда я попала к ним, для меня это было «Вау! Это же легенды!»

А потом постепенно-постепенно мы подружились, стали не только коллегами, но и друзьями. Так что даже я уже имею право что-то предложить или поспорить.

— Кто самый жесткий в команде? С кем сложнее всего договориться?

— Самый? Да никто. Они все пишут группами, так что получается, что в процессе постановки номеров всегда участвуют все, и нет такого, что кто-то главный или самый жесткий. Бывают споры по каким-то творческим вопросам, все могут высказаться. И я могу поорать иногда, но крайне редко.

— И это хорошо! Потому что в практически полностью мужском коллективе как иначе себя проявлять?

— Будем честны: коллектив у нас хоть и мужской, но нас за девочек не считают. Мы такие же участники команды, как и все. Единственное, что мы на грим уходим чуть пораньше.

— А дедовщины в «пельменях» нет?

— Нет, абсолютно. Понятно, что ребята авторитетнее, чем мы, они занимаются этим гораздо большее количество времени. Они на это жизнь положили, можно сказать. Команде почти 30 лет, а тут пришли мы — такие молодые и дерзкие. Но я думаю, они энергией нашей питаются (смеется).

Мы друг друга все дополняем, нет деления на молодых и старых. Они о том, что мы молодые, вспоминают только, когда мы начинаем гундеть: «Вы же молодые! Идите работайте!»

— Я уже спрашивала у «пельменей-старичков», в чём успех шоу. Но интересно узнать, что вы об этом думаете.

— Я думаю, потому что мы очень близки к народу. Наверное, мы правда народное шоу.

Пацаны продолжают жить в Екатеринбурге, я в Москве, но я всё равно не могу сказать, что я столичная штучка. Вообще нет! Я простая сибирская девчонка тоже. И мы все такие. Понятное дело, что заработки совершенно другие и так далее, но при этом мы остаемся людьми, которые понимают проблемы людей. Никто не зазвездился, все адекватные.

— Да, наверное, людям легче узнать себя в скетче про обычную семью, а не в миниатюре про олигархов и депутатов.

— Мы периодически показываем и губернаторов, и олигархов, но мы их высмеиваем, а люди смеются вместе с нами, ведь это всё тоже часть нашей жизни!

— У вас это получается аккуратно. Это сознательный подход?

— Я думаю, это происходит уже как-то само собой. У нас есть номера, которые не попадают в телевизор, но мы их публикуем на YouTube. Но это всё равно не жесткие номера.

— Никогда не прилетало за шутки?

— Нет. Всё происходит гармонично, так что нет разговоров о том, что мы жестко о ком-то пошутили. Вот города обижаются — это да, это я знаю. Мы просто берем города, названия которых чуть смешнее звучат, чем обычные, а нам потом пишут: «Зачем вы так?» Что-то я про башкир сказала — они обиделись, про Йошкар-Олу шутка была — такая же реакция.

Но у нас никогда нет цели кого-то обидеть или задеть. Мы можем просто ляпнуть, даже не думая, что кто-то может обидеться. И это так редко происходит.

— Обижаться все стали действительно чаще. Замечаете это?

— Да! Все стали обижаться. Время такое — все со своими правами, все хотят выскочить из своих нор, сказать: «Не надо так про меня говорить». И у них появилась возможность так говорить и обидеться на что-то.

Очень много сейчас ситуаций с этими обидами, и все стали фильтровать базар. Теперь надо думать, что ты говоришь, про кого ты говоришь... Раньше такого не было вообще.

Такие времена, с этим надо как-то жить. Бороться или не бороться — не знаю, но мы живем в это время, значит, надо принимать правила игры. Для меня так.

— Как будто один из самых простых способов заявить о себе — сказать, что ты обижен...

— Возможно. Как одна из вариаций проявления себя, но не знаю, правильно это или нет. Каждый должен сам решать, обижаться ему или нет. Ну, обиделся ты. На обиженных воду возят! Подумай, на что ты обиделся, почему тебя это задело.

Я вот сама не обижаюсь ни на что. Ладно, обижаюсь, но редко.

— Что вас может обидеть?

— Какие-то человеческие вещи. Не шутки точно. Самоирония у меня на достаточно высоком уровне.

Меня обижает невнимательность, непунктуальность людей, неорганизованность. Если человек что-то пообещал сделать и не сделал, меня начинает трясти. Почему так?

Я сама очень ответственная, никогда не опаздываю и ненавижу опаздывать — я сразу начинаю сильно переживать из-за того, что я подведу людей. У меня с «пельменями» это всегда так работает — я должна сделать всё хорошо, чтобы не подвести этих легендарных крутых чуваков. И так во всём.

Но я понимаю, что моя гиперответственность — это моя проблема, это плохо иногда.

— Это как синдром отличницы?

— Типа того. Но при этом я не могу сказать, что училась хорошо. В институте вообще всё было плохо.

Но у меня есть эта ответственность перед людьми, с которыми я работаю. Меня не должны ждать на репетиции — я себе этого не прощу. Кто я такая, чтобы меня ждали люди? Почему они должны меня ждать?

И сама ждать не люблю, потому что хочется такого же отношения к себе.

— Близким можете простить опоздания или какие-то другие мелкие оплошности?

— Конечно! Не могу сказать, что я жестко реагирую на те же опоздания. Я промолчу, скорее всего. Не буду ругаться.

Я человек совершенно неконфликтный. Я дождусь, промолчу, но запомню и лет через семь, может быть, и выскажу.

— Но мужчине вы, наверное, не простите, если он опоздает к вам на свидание?

— Будет проблема, если человек вообще не придет. Если опоздает — должна же быть причина какая-то. Если причина есть и мне всё объяснят, то я могу понять, я же тоже человек.

— В начале разговора вы сказали, что уже привыкли быть в «пельменях» и никакой дедовщины там нет, но потом снова заговорили о них как о «легендарных чуваках». То есть даже шесть лет спустя остается какой-то пиетет?

— Конечно! Во время репетиций я могу поймать себя на мысли: «О Господи! Это же Брекоткин!». Вообще с ничего, просто во время репетиции поймать себя на мысли.

— Но в команде вы на «ты» со всеми?

— Конечно! Мы абсолютно сложившийся коллектив, как семья. Мы на гастроли ездим в автобусах с кроватями и лежим рядом все вместе: тут я, вот здесь Брекоткин, тут Исаев, там Рома... Чуть ли не в пижамках все.

Они видели меня в таких состояниях, что тут уже и стесняться нечего. И я не про пьянство, я про пижамки!

— Как не задолбать друг друга, проводя столько времени вместе?

— Я не представляю, как они 30 лет вместе держатся! У меня у самой с ними шесть лет уже прошло, а как одна секунда. У них, наверное, все эти 30 лет так пролетели.

Они очень грамотно всё выстроили: могут ругаться очень долго и очень громко, но как только начинается рабочий момент — спор заканчивается, будто и не было ничего. Это очень круто. Наверное, поэтому они все и вместе до сих пор. Я у них тоже учусь этому. Это классно! Это настоящие друзья, которые друг за друга горой.

Таких коллективов в КВН и вообще в жизни очень мало, чтобы такое количество людей так долго дружило.

— Залетая шесть лет назад к ним на номерок, думали о том, что вообще будет шанс задержаться?

— Где-то в глубине души, наверное, надежда была, но тогда у меня была цель сделать так, чтобы конкретно сейчас было хорошо, чтобы не подвести Андрея Рожкова. Что будет дальше — уже пусть они сами решают, но если сейчас я сделаю плохо, дальше точно ничего не будет.

Андрей мне как папа в «пельменях». Он единственный, кто в меня поверил и дал мне возможность участвовать в шоу. Все остальные сказали «Хрень какая-то».

Они все сейчас будут говорить, что не было такого, но мне потом рассказали, что вся команда была сильно не уверена во мне. «Хочешь, попробуй», — было сказано, а Андрюха ответил: «Да, я хочу попробовать».

— Встречала в интернете комментарии из серии «Ксюха — это как Михалкова, только смешная». Что скажете на это?

— Юля очень смешная же! Ну как нас можно сравнивать. У нас, во-первых, амплуа совершенно разные: она свое делала очень смешно, я свое делаю. Мы совершенно разные, так же, как и с Иланой.

Если бы она была несмешная, ее бы не было в «пельменях». Так же как и меня. Да и вообще, люди в интернете редко пишут что-то хорошее. И этот комментарий, скорее, не мне комплимент, а попытка задеть Юлю.

Пишут же совершенно разное и реагируют по-разному. Кто-то меня ненавидит со всей силы, а кто-то «пельменей» без меня уже не представляет.

Мы выложили в инстаграме номер про крановщицу, так на нем за несколько дней за один миллион просмотров! А для меня этот номер, ну, стандартный. Веселый, классный, но рядом мой самый любимый номер висит, и на нем 140 тысяч просмотров. Я не понимаю, как это работает.

— То есть вы следите за реакцией людей и читаете комментарии?

— Сейчас мне должно стать очень скучно, чтобы я комментарии открыла, а раньше-то конечно. Мне было интересно читать о том, на каком костре меня нужно сжечь, чтобы меня не было в «пельменях». Я прям зачитывалась!

Сейчас всё нормально. Люди, которые желали плохого, пишут: «Раньше мы совершенно не принимали, а теперь принимаем».

И я на самом деле понимаю этих людей. Есть сложившийся коллектив, а тут приходит какая-то женщина и начинает со сцены на них ругаться. А тебе она не нравится, она не шибко-то и красивая, зубы какие-то не такие, с определенного ракурса кажется, что она косоглазая... Уберите ее!

— Вам не тесно в «пельменях» и образах?

— Абсолютно нет. У меня есть возможность поработать в разных ипостасях, и пока я с этим справлюсь. Как только я начну где-то косячить, какая-то сторона уйдет. А так у меня есть КВН-ТВ, на котором достаточно офисная, хоть и творческая работа, есть сериал «Корни» — но это тоже непостоянная работа, а всё мое основное время занимают «Пельмени».

— А жить-то когда?

— Успевается, на самом деле. Я смотрю на друзей и вижу, что осень сейчас выдалась у всех плотная, все в делах, на нервах... Но после локдауна прошлогоднего я понимаю, что лучше пусть так. Пусть у меня не будет выходных, я лучше сейчас поработаю, мало ли что там будет завтра.

Я грущу иногда из-за того, что спать хочется всегда. Вот на данный момент меня с 13 октября дома не было — я постоянно куда-то езжу, и сегодня в очередной раз собирала чемодан и поняла: «Всё. У меня руки опускаются, я хочу домой. Не в Екатеринбург, не в Новосибирск. Я хочу в Москву, в свою кровать». Но это всегда накатами — начинаешь что-то делать и проходит.

— Знаю, что люди, которые часто гастролируют, иногда возят с собой какие-то вещи, которые напоминали бы о доме. У вас есть что-то такое?

— Мне вот кота недавно подарили классного. Может, буду его возить с собой. Но сейчас ничего такого нет.

У меня иногда просто не влезает в чемодан всё, что мне нужно. Мне нужно, чтобы у меня всегда были с собой все те косметические средства, которыми я пользуюсь дома. У меня большой чемодан, и половину его занимает только одна косметика. Мне гримеры насоветовали всякого, проверили на мне, и я теперь всем этим пользуюсь.

Причем я вожу с собой столько, чтобы мне всего хватило и ничего не закончилось внезапно. Я всегда всё покупаю заранее: если у меня заканчивается какая-то бутылочка, то где-то в ящике дома у меня уже стоит вторая такая же. У меня на Ozon висит целый список, по которому мне просто нужно нажать «Оплатить». Бывает, просто часто нет времени, чтобы куда-то сходить, поэтому приходится обо всём думать заранее.

— Когда всё же бывают небольшие промежутки отдыха, что делаете?

— Такая скукотища! Первые три дня я бегаю по Москве и делаю какие-то дела — те же маникюры-педикюры, успеть подстричься, поработать. А потом раз, остановилась. И что? Поехали сниматься, пожалуйста!

Я не могу так, когда мне нечем заняться. Я, конечно, придумаю себе занятие, но когда у меня нет конкретных дел, я могу максимум день ничего не делать.

Летом я любила на велике ездить, у меня рядом с домом есть прокат. Можно, конечно, с друзьями встретиться, да. Но это вечером. А днем что?

Сериалы, например, я смотрю, но в основном в дороге или под вечер. Днем я могу на YouTube какое-то шоу посмотреть, то же «Что было дальше». Но мне при этом все равно надо что-то делать, чтобы это шло фоном.

— Рискнули бы пойти на «Что было дальше»?

— Думаю, да. Меня, правда, не позовет туда никто, но я бы сходила. Я нормально отношусь к «ЧБД».

У нас был спор большой с «пельменями» в автобусе во время гастролей. Наши старшие товарищи говорили: «Да что это такое? Гостя перебивают. Ужасно!». А молодежь: «Так это же весело». Но мужики не понимают, в чем прикол.

А мне нравится, я смотрю. Но опять же, это надоедает. Я сейчас уже далеко не все выпуски до конца досматриваю.

— Раз уж заговорили о новых проектах, не могу не спросить про шоу «Игра». Кто-то говорит, что это пародия на КВН, кто-то — что это лучше КВНа. Вы с вашим богатым опытом игры в КВН что скажете?

— Да это тот же самый КВН на самом деле. Ничего не изменилось. Разрекламировано было так, что это будет что-то невероятное. Я ходила на съемки фестиваля и не могла понять, что там будет невероятного.

Декорации очень красивые — да, крутой ведущий — да. А в целом на сцене не изменилось ничего. Может быть, шутки стали более резкими, но при всем при этом общая канва не поменялась совсем.

Сейчас будет «Суперлига» на СТС — это тот же самый КВН, только стэм со звездой. КВНа много везде, но каждый должен сам выбрать, что больше нравится ему.

Нет ведь вопроса о том, что смешнее из этого. Я буду смотреть точно всё, но где-то мне будет смешнее в «Игре», а где-то в КВНе. Хотя какой-то выпуск «Игры» я смотрела, и там далеко не было ничего смешного. Но это нормально.

— Тут еще большой вопрос в том, что участвуют в этом шоу бывшие КВНщики, которые недавно стали яростно критиковать КВН. Казалось бы, зачем тогда им все это?

— Ты можешь стать чемпионом КВН, но эта игра не отпускает вообще. Они просто делают то, что они умеют делать. А лучшее, что они умеют делать — это играть в КВН. Как бы это странно ни звучало.

«Пельмени» тоже продолжают КВНом заниматься, по сути.

— Только ни с кем не соревнуются.

— Есть соревнование внутри команды. У нас зрители оценивают все номера на концертах и ставят оценки, а команда поделена на маленькие команды, которые соревнуются между собой — чьи номера на какие позиции встали.

Понятно, что войны из-за этого нет, но все стараются сделать свои номера лучше, чтобы они оказались в верхней части таблицы.

— Что вам это дает? Бонусы какие-то к зарплате?

— Это помогает формировать телевизионные версии концертов. И еще программу для гастролей — стараемся брать только из верхней части таблицы.

Поэтому иногда бывают битвы: «Зачем брать этот номер, если он 12-й в таблице?»

— Вы уже перечислили огромный список того, чем занимаетесь кроме «Уральских пельменей». В том числе вы снимаетесь в сериале «Корни». А о своих корнях и доме часто вспоминаете?

— Был момент на съемках, когда мы всей семьей сидим за столом и провожаем главного героя. У нас борщ на столах, а исполнители ролей родителей в сериале очень похожи на моих родителей.

И там грустная сцена — он уезжает, мы с этим борщом сидим... И у меня как ком в горле! Я так захотела домой, поняла, что хочу так же сидеть с борщом, только со своими родителями и братом.

Мы и с командой на съемках сплотились как семья. Режиссер называл нас семейкой демонов. Это очень круто! Мы играли семью и правда были семьей, в кадре точно.

Когда пандемия началась, мне сериальный папа часто звонил и рассказывал, как у него дела, интересовался здоровьем.

— Еще вы тут на «Полный блэкаут» снова пошли. Зачем вам во второй раз проходить через эти испытания в темноте с кучей пугающих вещей?

— Мне мать задала такой же вопрос: «Вы что, больные? Зачем?» Мне Наташа, наш директор, позвонила и сказала, что есть такое предложение и что Рома уже согласился. Мы сидели на репетиции, и я смотрю на Рому, который говорит: «Да нормально. Давай!» И я тоже согласилась сразу.

Когда в первый раз шли — да, было страшно. Потому что не было никаких эфиров, мы не знали, куда мы идем и что там будет. Ничего не говорили о заданиях вообще, мы постоянно ходили по площадке в этих масках.

А тут мы пытались разгадать задания, которые будут. Мы приходили в гримерку и начинали обсуждать: «Так, если они спросили у нас про рост, значит, там будет колба, на которую нужно залезть. Давай, поднимай меня. Будем пробовать!»

Мы пытались разгадать всё. Нихрена не вышло! Страшно было просто капец! Я никогда не видела Рому таким испуганным.

Мы ушли в гримерку после какого-то испытания, и к нам пришел Светлаков с вопросом, как мы. «Пошел нахрен, Серёжа! Вы зачем так делаете?». А он говорит, что вчера было еще жестче.

— Не такой уж Светлаков и добренький, получается?

— Понятно, что он это всё не придумывает, и все вопросы к авторам, но единственный человек, с которым мы там контактируем — это Сережа Светлаков, поэтому все маты летят в него.

Но это такие эмоции, которые ты нигде в жизни не испытаешь. Я даже не знаю, с чем это сравнить.

— Успокаивало, что за вами следят и вся ситуация под контролем?

— Ты понимаешь, что вроде как за тобой следят и все видят, но когда ты лежишь в забитом тараканами ящике, это забывается. Ты головой понимаешь, но мозг реагирует по-другому.

— А как мозг работает вообще в таких условиях? Тебе страшно и нужно еще выполнить какое-то задание...

— В этом и прикол. Если бы не было заданий, я бы из этой темноты выбежала через секунду. А тут есть конкретная цель, и пока ты ее не достигнешь, тебя не выведут оттуда.

И это спасало. Потому что ты забываешь про всё.

В рекламе показали, как мы лежим валетом в этом ящике, полном жуков. Жесть! Но при этом мы еще должны были что-то сделать. Поэтому хрен с ними, с этими жуками, работаем! Потому что пока ты не соберешь какие-то там палочки, ты не выйдешь и так и будешь лежать в этом ящике с жуками. Просто орать бессмысленно, надо быстренько сделать то, что от тебя требуют.

Эмоциональный взрыв после выпуска просто не дает спать.

— В бытовом плане стало проще после таких испытаний? Тараканами и мышами вас теперь не напугать?

— Когда ты видишь это глазами — еще хуже. Там ведь в чем дело: страшно, пока ты не понимаешь, с чем ты имеешь дело.

Противно всё это.

— Во всех таких шоу на выносливость вам что ближе — шоу, где есть физические испытания, или больше на силу духа? Смогли бы что-то мерзкое съесть, например?

— Съесть что-то мерзкое я вряд ли бы смогла. Но зависит от условий. Если бы мне сказали, что проход моей команды дальше зависит от того, сожру я эти рыбьи глаза или нет — я буду их есть. Должна быть цель, ради чего я это делаю.

— В третий раз пошли бы?

— В выпуске мы сказали, что если выиграем, то пойдем и в третий раз, а выиграли или нет, я не могу пока рассказать (в эфир этот эпизод выйдет 2 ноября. — Прим. ред.).

Рома кричит, что нет и ни в коем случае, а я бы сходила.

Зато какие это эмоции! В жизни в принципе, я считаю, главное — это эмоции. Так что если есть вариант сходить туда, надо идти. Но у нас вот Соколова звали, ему, наверное, не стоит. Не представляю, как бы он реагировал.