Виктор Шендерович: «Над главой государства надо издеваться»

Ива Аврорина:
Добрый день, уважаемые читатели, зрители и слушатели портала НГС.НОВОСТИ!
Мы начинаем прямой эфир. Сегодня у нас в гостях российский и когда-то советский писатель-сатирик, теле- и радиоведущий, публицист и колумнист Виктор Шендерович. Многие из вас его помнят по программе «Куклы», сценарий для большей части которой он писал, как ведущего передачи «Итого», как автора массы текстов, которые читал Геннадий Хазанов. Фразу «деревню Гадюкино смыло дождем», думаю, помнят все.

Сергей:
Не сложно ли сейчас быть сатириком, когда каждый новый день у нас - и без того абсурд в чистом виде?

Ответ:
В этом вопросе 2 вопроса. Там закопан дополнительный. Нет, какая может быть сложность? Ирония — это просто защитная реакция на жизнь, защитная реакция интеллекта. Дальше уже, в зависимости от того, про что и с какой интонацией, это может быть юмор или сатира. В наши времена, если говорить о политической составляющей, это, разумеется, сатирическая реакция. Но ничего сложного нет, это абсолютно рефлекторная реакция. Другой вопрос, что раньше я делился своей рефлексией на десятки миллионов своих соотечественников на телеканале НТВ. Потом моя личная шагреневая кожа начала сжиматься, и я дожил до того, что еще зовут на сайт выступить, еще можно.

Ива Аврорина:
Вы сюда приехали с концертом?

Ответ:
Да, это будет литературный вечер в клубе «Бродячая собака». Сразу говорю, что это будет литературный вечер — чтобы там не прорвало трубу перед концертом или не рухнула крыша. Это будет литературный вечер, без призыва к свержению власти. Смело можно приходить.

Ива Аврорина:
Без экстремизма, да?

Ответ:
Вообще я не экстремист. Мне кажутся экстремистами те, которые окапываются у власти и потом ломают руки-ноги тем, кто выступает против узурпации власти, те, кто фактически отменяет выборы, кто узурпирует свободную прессу, кто крышует суды. Вот эти люди мне кажутся экстремистами совершенно искренне, потому что они прямо ведут к взрыву с разговорами о целостности России, о вставании с колен и т.д. А я — нет, я литератор, я описываю то, что вижу.

Ива Аврорина:
Почему сейчас сатирических текстов у вас не появляется? То, что выходит сейчас в публичную плоскость, это публицистика чистой воды.

Ответ:
Да, но там встречаются и сатирические тексты, если под сатирой понимать смешную публицистику. Оно там есть. Другое дело, что по причинам от редакции независящим, как говорят, я в течение уже 12 лет не попадаю в телевизионное пространство.

Ива Аврорина:
Но помимо телевизионного пространства есть интернет, где мы знаем проекты, которые не могли бы сейчас скорее всего попасть на телевидение. Например, «Гражданин поэт», который читает Михаил Ефремов, пишет Дмитрий Быков. И есть такая вещь, как YouTube. Почему вы не там, например?

Ответ:
Ну, все-таки потому, что я литератор в первую очередь, я пишу тексты. И года «к суровой прозе клонят»… Я пишу пьесы, повести. И все это в том числе и сатира, не только сатира. Вообще нет задачи написать что-то сатирическое, чтоб утром проснулся и подумал: давай-ка я сяду напишу сатирическое. Пишется то, к чему лежит душа. Пишется медленно в моем случае, если речь не идет о публицистике, о мгновенной реакции на злобу дня. То, что пишется для бумаги, пишется медленно.
«Куклы» мне предлагают регулярно — еще раз в интернете, где-то еще и т.д. Второй раз в эту реку входить не надо. Это должны делать 30-летние, а не люди предпенсионного возраста, как я. Это совершенно искреннее соображение. Просто повторять формат смысла не имеет. Сейчас за это время сильно изменились технологии, и все это можно делать совсем по-другому. Кто-то, наверное, это сделает.
Меня печалит, что этого нет как жанра. Почти нет. «Гражданин поэт» — уникальный случай успеха. Есть замечательные в интернете фотожабы — работы с изображением. За прошедшее время в силу технологического взрыва очень изменился язык. Юмор стал по большей части изобразительным, монтажным. Потому что монтаж уже может сделать любой человек у себя в компьютере. Юмор изменился очень. Текстовой юмор, хорошие тексты, стихи встречаются чаще, чем прозаические тексты.

Ива Аврорина:
С чем вы это связываете?

Ответ:
Не знаю. Может, просто мне не попадается. Блестяще работают по-прежнему Игорь Иртеньев, и Вадим Жук, и Сергей Плотов. Это те люди, с которыми я работал еще в программе «Плавленый сырок», в программе «Бесплатный сыр». Блестящий Быков. Это все мои друзья и коллеги. Андрей Орлов замечательно работает. Но это все стихотворное. Что касается прозы, есть замечательный Евгений Шестаков, он, кажется, из Омска, давно уже в Москве. У него замечательные есть тексты. Блестяще чувствующий язык человек.
Молодое поколение 30-летних я никого не знаю. Может, они есть. Мне не попадались тексты, которым бы я позавидовал, или ахнул бы, или порадовался. Может быть, дело в том, что до меня просто не доходит.

Ива Аврорина:
А тот же Comedy Club вы смотрите?

Ответ:
Нет. Там нет того, что рассмешит меня. Это я когда-то смотрел.

Ива Аврорина:
Вы уверены?

Ответ:
Я не знаю весь репертуар. Я не говорю хорошо/плохо. Я говорю о своем вкусе. То, что я вижу на сегодняшнем телевидении, то, что идет по разряду юмор, — довольно далеко от моего вкуса. В этом нет старческого брюзжания. Я прекрасно понимаю, что язык меняется.
И тем не менее побрюзжу маленьку. Мы росли, как мне кажется, на неплохих образцах — на Жванецком, на Карцеве и Ильченко. Перед тем как самим начинать шутить, мы чего-то читали. По уровню шуток, которые я слышу по телевизору, по большей части я подозреваю, что те люди, которые шутят, не читали очень многого, они сразу начали сами писать.

Ива Аврорина:
Буквально несколько недель назад у нас в гостях был Максим Галкин. Человек, про которого нельзя сказать, что он ничего не читал. Человек с блестящим гуманитарным образованием. Умный, тонкий и т.д. Может быть, дело в востребованности? У нас как раз есть вопрос на эту тему.

Володя:
Виктор Анатольевич, как, на Ваш взгляд, соотносится средний уровень развития публики (ее способность критически мыслить) в позднесоветский период и сейчас? Есть ли надежда?

Ответ:
Это такая лента Мёбиуса. Спрос и предложение находятся в очень тесной связи. Спрос тоже воспитывается. Предлагается что-то, о чем вы и не подозревали, а потом выясняется, что вы без этого уже не можете. Вы прекрасно жили без мобильного телефона. И я. И совершенно не страдали. Когда он появился, или компьютер, например, машинка появилась, выяснилось, что без нее нельзя, выяснилось, что она нужна. А вы не знали, что она вам ее не хватает. Вы просто не знали, что такое есть. Спрос воспитывается. Игра на понижение, которая идет сегодня, — это игра вполне сознательная, это игра на массовость. Ясно, что можно воспитать примитивный юмор. Если это делать престижным, если это объявлять элитарным, если это объявлять искусством, это объявлять юмором, то потом выяснится, что выросло поколение людей, которые это и считают юмором и уже перестают реагировать на Зощенко, на Вуди Аллена, на Салтыкова-Щедрина¦ К вопросу о спросе, Салтыков-Щедрин не смог продать свое собрание сочинений — умирал, оно у него стояло. Неинтересно!
Если мы говорим о спросе, спрос бог знает на что… Виктор Шкловский, великий литературовед советский, говорил, что очень трудно объяснить вкус дыни человеку, который всю жизнь жевал сапожные шнурки. Да, трудно. Объяснить даже, что такое вкус дыни… А он привык, он жует сапожные шнурки, он уже даже разбирается в шнурках. Ему по кайфу, он привык. Это хороший вкус, оказывается.

Ива Аврорина:
Вы считаете, что это уже целое поколение выросло, которое…

Ответ:
Оно не выросло, оно выращено. Выращено под Петросяна, Регину Дубовицкую. Оно выращено под этот мочеполовой юмор. Моя коллега, Ирина Петровская, журналист, телевизионный критик, однажды пришла в большом шоке с записи программы «Смехопанорама». Она мне сказала: «Витя, они на самом деле смеются». Она была уверена, и я тоже был уверен, что это подложный смех. Мне не приходило в голову, что над этим можно смеяться. Она говорила в некотором ужасе. Я понимаю ее ужас, потому что это, собственно говоря, и есть электорат. Люди, которые смеются на «Смехопанораме», — они же потом так и голосуют. Это связанные вещи.

Ива Аврорина:
С другой стороны, той же самой «Смехопанораме» уже лет 20–30, но в то же время всегда были анекдоты, куда уж более народное творчество. Тонкие, смешные. Ощущение такое, что они пропали.

Ответ:
Нет. Они и есть. Они есть, в том числе политические, и очень смешные, очень жесткие.

Ива Аврорина:
Где?

Ответ:
Если вы ручаетесь, что ваш сайт не закроют, я могу парочку рассказать. Но думаю, что воздержусь. Они есть. Поверьте.

Ива Аврорина:
Почему они менее распространены, чем были раньше?

Ответ:
Это объяснимая вещь. Анекдот советский полностью почти покрывал собой поле свободы слова. То есть поскольку ничего нельзя было в газете, то вся энергия протеста, вся энергия раздражения уходила в анекдот. Поэтому последние 10 лет жизни Леонида Ильича мы только все и занимались, что пародировали его дикцию. Потому что ничего другого было нельзя. Это уже было можно, за это не сажали. А другого ничего было нельзя. Все-таки конец 80-х и 90-е взорвали наш мир тот. Стало можно делать что-то, читать что-то. Можно было уехать, приехать. Можно было написать самому. Появился интернет и т.д. Анекдот на какое-то время исчез вообще. Жванецкий говорил в те годы, замечательно он сформулировал: «Читать интереснее, чем жить». Появилось совершенно другое пространство жизни, совсем другой воздух. Анекдоты на какое-то время вообще ушли — жизнь смешнее…

Ива Аврорина:
Такое ощущение, что анекдоты так и не пришли.

Ответ:
Они не пришли так ярко, как были в советские времена, именно потому что анекдот был замещением жизни. Жить было нельзя, ничего было нельзя, уехать было нельзя, но можно было рассказать про сиськи-масиськи, рассмеяться и почувствовать себя человеком. Ошибочно, потому что это рабский смех. Мы ничего не могли изменить, мы могли только похихикать над хозяином.

Ива Аврорина:
А смешные анекдоты сейчас о чем?

Ответ:
Они самые разные. Во-первых, есть вечные сюжеты, так сказать, моче-половые, это никуда не денется. А все остальное, политические анекдоты ходят и возвращаются. Ходят они кругами. Ремейки анекдотов. Анекдоты про Путина повторяют анекдоты и про Андропова, и про Брежнева…

Ива Аврорина:
То есть это все-таки не новые, это именно ремейки?

Ответ:
Есть и новые.

Ива Аврорина:
Если без мата, без оскорбления чувств верующих и призывов к свержению существующего строя, расскажите.

Ответ:
Расскажу два анекдота. Кого-нибудь оскорблю обязательно, человек может оскорбиться на фонарный столб, я тут не обещаю ничего. У нас есть верующие в Путина…

Ива Аврорина:
Мы говорим конкретно про религиозные чувства.

Ответ:
Давайте расскажу два ремейка. Первый ремейк, с которого начинался Путин политический. Это ремейк андроповский:

«Появилась в продаже водка "Путинка" — вяжет не только рот, но и руки».

Это появилось до появления марки «Путинка». При Андропове это было:

«Яблоки "Андроповка" — вяжет не только рот, но и руки».

Народ сразу срифмовал очень точно с Андроповым.
А потом Владимир Владимирович начал нами руководить и доруководился до брежневских масштабов, до брежневского летоисчисления. Он пересечет эту границу, дай Бог ему здоровья. И вернулся советский анекдот о том, как

человек листает прессу в «Союзпечати». Киоскер его спрашивает:
— Что вы ищете?
— Я ищу некролог.
— Некрологи на последней полосе.
— Нет, тот, который я ищу, будет на первой.

Это анекдот 1981-1982 года, брежневский. Это ремейки.
Кроме того, Владимир Владимирович дожил и до персональных анекдотов самой разной степени жесткости. Интонация анекдотов очень точно указывает на фазу правления. Анекдот очень диагностичен. Анекдот диагностирует сегодняшнее положение дел. Интонация смещается в сторону жесткости. Интонация анекдота указывает на некоторое тектоническое дрожание. Для людей, поживших в нескольких эпохах, анекдот указывает на точку, в которой мы находимся. Вы же помните, когда советская власть была крепка, а народ и партия едины, анекдоты уже вовсю диагностировали разрыв народа с этой партией. Такого рода анекдоты тоже уже появились. В этом смысле можно констатировать, что земля уже начинает подрагивать.

Ива Аврорина:
Не встречались. Ощущение полное, что новых анекдотов не появилось. Если знаете, расскажите. Помните только о трех обозначенных ограничениях, которые мы не можем никак обойти.

Ответ:
Мне и не надо их обходить. Зачем же?
Давайте разные новые времена возьмем с 2000 года. Первый анекдот, персональный путинский, не ремейк:

Путин встает ночью, идет к холодильнику. Открывает холодильник. Там студень дрожит. Он говорит:
— Не ссы, я за кефиром.

Этот анекдот диагностировал страх вернувшийся.
Потом был анекдот про то, как Путин с челядью идет в ресторан. Это анекдот, диагностирующий уже деградацию:

Путин с челядью идет в ресторан. Официант спрашивает:
— Рыбу или мясо?
Он отвечает:
— Мясо.
— А овощи?
— А овощи, — отвечает Путин, — тоже будут мясо.

И анекдот, диагностировавший коррупцию. Анекдот примерно 2007 года:

Путин тестирует приемника, спрашивает:
— Сколько будет дважды два?
— Как всегда, Владимир Владимирович, один мне, три вам.

Вот диагностика такая. И дальше анекдот 2010 года, обратите внимание, до Болотной, до Сахарова — еще не было никаких внешних проявлений какого-то протеста. Появился сначала анекдот, который диагностировал это раздражение. Анекдот такой:

Мужик ходит в глухой пробке, стучит в окна машин. Говорит:
— Террористы захватили Владимира Владимировича, требуют 10 млн долларов. Грозятся облить бензином и поджечь. Вот ходим, собираем, кто сколько даст.
Шофер говорит:
— Литров пять дам.

Это 2010 год. Дальше, поскольку вы просили без оскорблений, то анекдоты 2012-2013 годов… Хотя вот частушка времен уже последней избирательной кампании. У нее есть автор, московский блогер, боюсь перепутать фамилию, поэтому не буду называть. Частушка:

Утром Путин без затей
Скушал четырех детей,
А пятого, помятого,
Спасла Чулпан Хаматова.

Это времен предвыборной кампании, отсылающая к известной коллизии. Анекдоты и частушки есть, они никуда не денутся, потому что это такая реакция на раздражение. Как лягушке кислотой на лапку капают, она одергивает лапку. Это рефлекторное. Так или иначе, это диагностирует текущий момент.
Но если обратиться к рукотворным, авторским текстам, то есть блестяще работающий Дмитрий Быков, я говорю о своем вкусе, есть блестяще работающий, менее известный, но работающий в сатирическом жанре Сергей Плотов из Челябинска. И старая гвардия: Игорь Иртеньев, Вадим Жук, работающие очень качественно.

Ива Аврорина:
Но все это достаточно взрослые люди.

Ответ:
Да. Но я надеюсь, что просто сферы не пересекаются и до меня не доходят эти тексты. Может, пока мы с вами разговариваем, какой-то неизвестный гений что-то великое напишет.

Дмитрий Анатольевич:
Как Вы считаете, программа "Куклы" спровоцировала закручивание гаек в СМИ, или это произошло раньше? Есть ли идеи, возможности реанимировать проект, скажем на "Дожде" или в формате интернета?

Ива Аврорина:
Вы говорили, что вам предлагали. А кто предлагает, телеканалы?

Ответ:
Телеканалы. Ну что вы. С «Дождем» я сотрудничаю, но… Телеканалы, руководители больших телеканалов, которые были в прошлом моими близкими друзьями, забыли о моем существовании в 2001 году. Всё. Константин Львович Эрнст, который каждый раз при встрече в останкинском буфете обнимал меня с высоты своего роста и говорил: «Витя, ну когда ты наконец перестанешь работать на маленьком канале и придешь работать на большой?»… Когда закрыли НТВ, то почему-то приглашения с Первого канала я не дождался.
Мы живем в авторитарной стране, не в тоталитарной, не в Северной Корее, не в Узбекистане, но в авторитарной. Там не может быть никакой сатиры просто по определению. Ну нет сатиры в Узбекистане, и в Венесуэле нет, и в Белоруссии нет, и в Северной Корее нет, и еще ряд стран, наших союзников, могу назвать, в которых нет и не может быть именно телевизионной сатиры. А так-то, конечно, ну мало ли кто где сидит и анекдоты на кухне рассказывает. И в Узбекистане рассказывают, и в Белоруссии рассказывают. Я сейчас говорю о большой сатире, которая является частью общественного дыхания. В этом смысле сатира — очень показательный жанр. Там, где глава государства может получить сапогом по заду крепко в прайм-тайм из телевидения, в этих странах немножко безопаснее жить.
Я в Америку первый раз лет 20 назад приехал, и уже работал Джон Стюарт. И вытирал ноги о тогдашнего президента США. Вот прошло 20 лет, я как ни приеду в Америку, сидит в прайм-тайм Джон Стюарт и вытирает ноги об очередного американского президента. Причем прошу заметить, что президенты меняются, а Джон Стюарт все там же, в прайм-тайм на ABC или каком-то другом канале вытирает ноги о президента. И дата, когда не будет никакого Обамы, просто известна до числа. В январе 2017 года Обамы не будет в Белом доме. Кто там будет — республиканец, демократ, такой, сякой — не ясно, но Обамы не будет, это известно точно. И абсолютно известно, что если будет жив-здоров Джон Стюарт, то ничего не случится. Никто не перекрышует телекомпанию, на которую он работает, и он будет дальше глумиться, издеваться над очередным президентом США. И это очень важный показатель.

Ива Аврорина:
А зачем нужно издеваться над главой государства?

Ответ:
Над главой государства надо издеваться, надо его держать под контролем. Он должен с утра получать пендель, профилактический. Глава государства в демократической стране получает с утра от народа профилактический пендель. Чтоб помнил себя, чтоб помнил, что он наемный менеджер, не знамя, не Бог, не Ким Чен Ын, не Ислам Каримов, не Мадуро, и не Лукашенко, и не Путин. Чтобы помнил себя. Что он наемный менеджер. Что его наняли на работу. Работу он выполняет всегда хуже, чем от него требуется, потому что требуется от него всего, а он так не может. Он выполняет ее плохо и он должен помнить о том, кто ему платит деньги, — на чьем диване он спит, чей хлеб ест, на чьем бензине ездит. Он должен помнить, кто его нанимал. Его нанимал народ для решения своих проблем. А он тут, понимаешь, то делает, это делает. Вот для этого он должен получать дежурный пендель с утра. Эту функцию выполняет сатира. На первой полосе газеты будет жесточайшая карикатура на ныне действующего главу государства. И ничего не случится с этой газетой. А если он попытается закрыть эту газету или этот телеканал, случится с ним. Потому что к независимым СМИ прилагаются в свободном обществе еще и независимый суд, и независимые выборы. А телезрители становятся избирателями. И ты за них должен конкурировать, политик. Ты должен их убеждать, что ты лучший. Не назначать себя в спасители Отечества, а убеждать их, что ты лучше, чем другой. И вот эта диспозиция совсем организует другие правила игры в стране. Давление общества на власть, а не наоборот. Вот почему сатира — это заостренная разновидность правды. Это не просто критика, это провокативная критика. Она должна оскорблять. Обязательно задевать. Сатира, которая не задевает, это сухая вода, мокрый порох, это оксюморон. Сатира должна задевать непременно чувства.
И в этом смысле, на местную почву переносясь, искусство уж точно должно задевать. Художник, который озабочен тем, чтобы не задеть ничьих чувств, может вообще не начинать ничего делать. Потому что обязательно заденет чьи-нибудь политические, религиозные, эстетические чувства. В нормальной, демократической стране вопрос решается просто: ты не хочешь этого смотреть, ты это не смотришь. Ты не покупаешь это. А другой, который хочет, купит. Задача власти в свободном обществе — как функция полиции при демонстрациях. Вы демонстрируете по этой улице. Мы вас охраняем. Мы от вас охраняем других и вас охраняем от них. А они на другой улице проводят демонстрацию. А кто из вас прав, выясниться в результате общественной дискуссии и выборов. Но и тот другой имеет право ходить по улицам со своими лозунгами. (Ива Арорина:
Если они не нарушают действующее законодательство.).
Любишь Вагнера — вперед. Нравится консервативная постановка? Иди поставь. Пусть РПЦ поставит «Тангейзера» правильно. Кто мешает? И, как у Жванецкого сказано, кто больше соберет народу. Только так. А вот когда кто-то решает, что я должен смотреть, что я имею право смотреть, а что я не имею право смотреть, когда это за меня решает кто-то другой (Мединский, РПЦ, Папа Римский — неважно), то это мы уже делаем большой шаг в сторону Ирана, где решают, что можно носить, что можно читать, о чем можно думать, о чем нельзя… Дальше мы делаем шаг в сторону Ирана или такого коллективного Оруэлла. Это очень опасно.

Ива Аврорина:
У нас из достаточно большого количества вопросов очень много не столько вопросов, сколько обвинений вас в русофобии, желании развалить страну и в работе на Запад.

Ответ:
Огласите весь список сначала, и я жду с нетерпением какой-то цитаты из себя, которая говорит о моей русофобии.
Я вам вот, что скажу. Я полагаю, что русский народ ничем не хуже остальных. И, стало быть, если чилийский, новозеландский, эстонский, японский народы сумели освоить работу демократических механизмов, то русский народ ничуть не хуже этих народов и тоже это умеет и сможет освоить. Я вижу огромную российскую эмиграцию в Америке, в Канаде, в Европе — это очень успешная эмиграция. И когда нам говорят, ну что вы, н народ такой, — это же не я говорю, это нам говорят. «Ну что вы, народ косный, отсталый, куда вы лезете со своей демократией, со своей Европой, со своими европейскими ценностями, народ же, вы видите, темный». Это не мой текст, это текст моих оппонентов. Это они русофобы.

Ива Аврорина:
Нет, они не так говорят. Они говорят, что у нас свои ценности и собственная гордость. И западные ценности, чуждые нам, привносить не нужно, иначе они нам все развалят.

Ответ:
По поводу ценностей и традиций. Это лукавый разговор про национальные традиции. В любой культуре есть несколько традиций. В русской традиции и Шариков, и профессор Преображенский, и новгородское вече, и Малюта Скуратов, и Победоносцев, и Чаадаев. Есть внутри национальных традиций очень разные нитки. Какую традицию мы выбираем для движения вперед? На что мы опираемся? Мы опираемся на Шарикова и Швондера? Вперед. Уже пробовали. Мы хотим, чтобы элитой были Борменталь и Преображенский? Такие есть. Но сегодня профессор Преображенский — в очередной раз маргинал, в очередной раз вышвырнут вон, в очередной раз торжествует Шариков, становится элитой. За пределами России сегодня сотни умнейших людей. Экономист Гуреев, живущий во Франции. Гарри Каспарова я видел в Нью-Йорке. Мои залы полны в Силиконовой долине, в Сиэтле. Инженеры, программисты — огромная успешная русская эмиграция. Русские, но не ксенофобы. Русские, но образованные, успешные. К вопросу о тех, кто говорит, что народ не готов. Как только эти же люди попадают в другие политические условия, выясняется, что все очень успешно.
Традиции можно выбирать себе. Из наших традиций хотим выбрать Малюту Скуратова в качестве ориентира? Вперед — уже пробуем. Но еще было новгородское вече с традициями демократии. Почему мы решаем, что именно Малюта Скуратов — русская традиция? Непременно у царского сапога и пускать кровь всем, кто не с тобой. Может, попробуем выбрать все-таки новгородское вече? Может, попробуем профессора Преображенского, а не Шарикова? С Шариковым уже пробовали, что получилось, знаем.
Это по поводу русофобии и западных традиций. Что там еще? Продажа родины?

Ива Аврорина:
Продажа родины и поддержка национальных предателей.

Ответ:
Я сам национальный предатель. Что мне их поддерживать? Я про себя это впервые прочитал еще в 90-м году в журнале «Молодая гвардия». Так я 25 лет продаю Россию. Только почему-то с недвижимостью на Майами, счетами и в списке Forbes все патриоты. Миллиардеры у нас все патриоты — Сечин, Якунин. Путин, говорят, теневой лидер списка Forbes. Продаю родину я, а бабло почему-то у них. Это я так неудачно продаю, видимо, родину. Они ее так удачно защищают от меня, что все в списке Forbes. И как не взглянешь на какого-нибудь патриота — весь в золоте, иномарках, недвижимости и счетах. Я тут видел пару отщепенцев, эту пятую колонну… Я был знаком с Натальей Горбаневской. Это одна из тех семи, которые вышли в 1968 году на Красную площадь после оккупации Чехословакии протестовать. Одна из тех семи, которые спасли честь советского народа, который аккуратно стоял в стойле и еще долго «одобрял и единодушно поддерживал». Она вышла с ребенком годовалым на Красную площадь. И была в психушке потом. Она умерла год с небольшим назад. Я имел честь ее знать уже в ее поздние годы. Я видел, как она жила в своей 1-комнатной квартирке. Она, продававшая родину с 68-го года. Как она ничего не накопила, кроме унижения, психушек, оскорблений. Как живет Буковский (Владимир Константинович Буковский. — НГС.НОВОСТИ), как живут достойнейшие, образованнейшие люди. И мы примерно знаем, как живут эти патриоты, которые от нас защищают эту родину. На родине живого места не осталось от этих патриотов. А у меня недвижимость, счета, гражданство израильское, американское ищут уже бог знает сколько лет. Все как-то не найдут ни западных счетов, ни гражданства. Как-то я родину не продаю, а, видимо, бесплатно ее, что ли, отдаю…
Надо перестать, как мне кажется, повторять ерунду. Человек, который думает иначе, чем ты, — он просто думает иначе, чем ты. Если тебе есть чем возразить, возрази по сути. А человека инакомыслящего… Это тоже русская традиция — тут и Чаадаев, и Герцен. Вообще, как ни вспомнишь какую гордость настоящую России, так предатель и отщепенец. Лев Толстой был у нас отщепенец.

Warman:
Вы практически забросили свой сайт - он не обновлялся с января! Нет времени, желания или Вы сменили канал для коммуникаций? Если так, то где сейчас можно отслеживать Ваши публикации на злобу дня?

Ответ:
Скорее сменил канал для коммуникации. Все, что я пишу, я вывешиваю сейчас в «Фейсбуке». Там есть один фейковый — с черно-белой фотографией. А там, где цветная фотография, — это живой… Я слышал, что есть несколько моих ложных страниц в Instagram, Twitter. Ничего этого у меня нет. Коммуникация идет через Facebook. Кому интересно — милости просим.

Ирина:
Виктор Анатольевич, в нашем городе очень много проблем. Часть из них, например, озвучивал Владимир Соловьев. Но, помнится, его речи не получили широкого резонанса в Москве в отличие от истории с "Тангейзером". Вы тоже к нам приехали в связи с этой историей. Почему другие проблемы Новосибирска (а среди них есть и весьма сложные) вам не интересны, только эта? Или может быть я ошибаюсь и о других проблемах вы тоже знаете и будете говорить о них в Москве?

Ответ:
Меня пригласили выступить в клубе «Бродячая собака». Это совершенно уникальное приглашение, потому что уже много лет меня просто не пускают в российские города.

Ива Аврорина:
Были какие-то проблемы с организацией выступлений, или просто не приглашают?

Ответ:
С 2000 года, как только «наше все» пришло к власти, у меня начались отмены концертов.

Ива Аврорина:
А «Куклы» до какого года шли?

Ответ:
До 2001-го. Но вы же спрашиваете про выступления. Я концертировал, пока я был мейнстриме, в допутинское время. У меня были концерты и в Москве, и в других городах, и все было прекрасно. С 2000 года я начал приносить проблемы по линии ЖКХ. Как куда ни приеду, либо крыша проломится, либо трубу прорвет. Количество отмененных концертов измеряется десятками. Отменялись афишные концерты, срывались афиши. Однажды во время моего выступления в Астрахани погас свет.
Это были намеки для тупых. Через какое-то время эти намеки дошли, и меня просто перестали приглашать, потому что смысла нет для организатора. Он вкладывает какие-то деньги в рекламу, в аренду зала, а потом ему звонят и говорят: не надо. Так же позвонили и в Новосибирске, и в Томске. Афишных концертов у меня нет в России уже очень долгое время.

Ива Аврорина:
Может быть, сейчас дело еще в том, что уже не помнят? И надо объяснять, напоминать, кто такой Виктор Шендерович?

Ответ:
Чтобы напоминать, нужно иметь допуск… Конечно. Это яйцо и курица.

Ива Аврорина:
Но есть интернет. Мы знаем феномен, когда человек выкладывает свой ролик на YouTube. У него несколько миллионов просмотров. И после этого достаточно просто сказать, что «это же тот самый, который…».

Ответ:
У меня на встречах с читателями моими в Киеве, Одессе, Берлине, Мюнхене, Лондоне, Нью-Йорке, Ванкувере, Сиднее почему-то полные залы.

Ива Аврорина:
Может, это те, кто давно уехал и поэтому помнят?

Ответ:
Нет. Сейчас это уже те, кто уехал только что. И все больше и больше этих людей. Уже новая эмиграция, путинская эмиграция. Для того чтобы помнить, надо напоминать. Если человека долго не показывать по телевизору, не пускать на большое радио, перекрывать каналы выступлений, не вешать афиши…

Ива Аврорина:
Вы считаете, интернета недостаточно? Например, вы пишете что-то смешное. Читаете это, как на концерте. Выкладываете запись на YouTube. Люди смотрят, им ужасно смешно, они хотят прийти на ваш концерт — с афишей, без афиши…

Ответ:
Как вы думаете, в 3-тысячной или 4-тысячной демонстрации в Новосибирске против запрета «Тангейзера»…

Ива Аврорина:
Она была меньше 3 тысяч, я там была.

Ответ:
Как вы думаете, среди этих «меньше 3 тысяч» есть 400 человек, которые пришли бы на мой концерт?

Ива Аврорина:
Не знаю, не спрашивала.

Ответ:
Я знаю. Есть. Это идеологически моя публика. Уверяю вас, что в городе миллионнике есть 500–600 человек, которые за умеренную цену купят билеты. Это проверено. Но если не сдавать зал в аренду… А под меня просто не сдают зал.

Ива Аврорина:
В том числе и в Новосибирске?

Ответ:
В том числе и в Новосибирске, но и в других городах.

Ива Аврорина:
Вы можете перечислить концертные залы, которые вам отказали.

Ответ:
Нет. Не я этим занимался. Это расскажет организатор моего приезда. Мне кажется, мы ломимся в открытую дверь. Маркс говорил: «Практика — критерий истины». Когда за 15 последних лет отмены пошли на третий, на четвертый, на пятый десяток, то, как говорил великий польский сатирик Ежи Лец, некрасиво подозревать, когда вполне уверен. Можно придумать еще какие-нибудь поводы. Может быть я так стремительно деградировал. Почему-то в 1990-е я собирал тысячники, и люди хотели этого. А почему-то с 2001 года я вдруг резко стал хуже работать. Но, видимо, дело не в этом.
Речь не обо мне. Я заработаю себе на кусок хлеба. Речь о том, что выкачивается воздух. Между людьми, которые хотят что-то читать, слышать, и производителем этих текстов есть некоторая номенклатурная глухая прослойка. Это указывает на некоторое нездоровье общественное. Мне обидно, что я могу приехать в Нью-Йорк и Лос-Анджелес и выступить там, и не могу в Москве, в Петербурге, в Екатеринбурге выступить. Перед такими же людьми, которые читали те же книги. А это ведь одна публика. Что в Сиднее, что в Нарьян-Маре. Это люди, которые ориентированы на один и тот же образец юмора. Просто один живет в Сиднее, а другой в Нарьян-Маре. Только в Сиднее я могу, а в Нарьян-Маре нет. Значит, это не моя проблема, как мне кажется. Мне кажется, что это некоторая симптоматика.

Алекс:
Я смотрел ваш эфир с М. Галкиным. Галкин считает, что то, что у него вырезают политические номера и миниатюры, это вопрос самоцензуры скорее редакторов.

Ива Аврорина:
Да, там был пассаж о том, что все оглядываются назад, а сзади никто не стоит. Нет четких указаний, что это нельзя. Все опасаются, потому что есть генетическая память. И вопрос самоцензуры страшнее, чем что единое.

Ответ:
У собаки Павлова можно выработать условный рефлекс. В какой-то момент на красную лампочку она будет скулить, если ее бить током на красную лампочку. Она будет скулить и забиваться в угол на красную лампочку уже без тока. За 15 путинских лет… Он в начале провел несколько педагогических мероприятий. Это было педагогическое мероприятие с НТВ. Он показал, что можно самую успешную, раскрученную, с золотыми людьми — с Сорокиной, Парфеновым — с уникальным коллективом компанию разобрать на клочки, раздавить, растереть в пыль. И все это съели. СМИ поняли этот урок.

Ива Аврорина:
Там была экономическая подоплека.

Ответ:
Никакой там экономической подоплеки не было. Давайте мы не будем ерундой заниматься, Ива, сэкономим время.

Ива Аврорина:
Хорошо, вы считаете, что ее там не было. Пойдемте дальше.

Ответ:
Ива, мне неловко за вас. Если вы действительно считаете, что там была экономическая подоплека.

Ива Аврорина:
Я знаю, что есть несколько точек зрения. И я не могу в эфир выпускать единственную, неподкрепленную.

Ответ:
Мне кажется, что история с НТВ слишком очевидна. Меня водили на допросы по поводу черного нала и т.д., по поводу программы «Куклы» было 2 уголовных дела. Я шел навстречу следователю и говорил: «Вас интересует черный нал, давайте я расскажу вам про Первый канал, про Второй…» — «Нет, — говорил следователь, — не надо». Их интересовал исключительно инструмент, с помощью которого можно разрушить и захватить телекомпанию НТВ.
Был преподан урок журналистскому цеху. Потом был точно так же преподан урок бизнес сообществу на примере Ходорковского. Тоже была экономическая подоплека. Только почему-то она была у Ходорковского, а у Дерипаски не было, и у Абрамовича не было, и у Березовского тогда еще не было. Все белые и пушистые. Один, по совпадению, именно тот олигарх, который спонсировал оппозицию, который пытался выдвигать некоторые политические противовесы, заинтересовал прокуратуру.
Потом он преподал еще несколько уроков. Были отменены выборы. Эти уроки преподаются в том числе с помощью убийств.

Ива Аврорина:
Я не думаю, что об этом можно говорить так безаппеляционно, когда мы в прямом эфире. Обозначайте, что это ваше мнение.

Ответ:
В отличие от депутатов ГД и Путина я не говорю от имени народа. Все, что я говорю, это мое мнение.
…В том числе с помощью политических убийств — Яндарбиев, Литвиненко и т.д.
Школа идет. Все, кто хочет, эти уроки слышит. Выведена порода номенклатурная людей, которые бегут впереди паровоза. В каждом конкретном случае Путин не звонит ни в Новосибирск, ни в Томск, чтобы меня никуда не пускали. Конечно, нет. Не он велел директору Театра им. Вахтангова отменить мою премьеру за два месяца при проданных двух аншлагах. Уже не надо звонить.
Неправильная постановка вопроса о самоцензуре. Самоцензура есть, но именно как скулежная реакция собаки на красную лампочку. Рефлекс выработан. И выработан совершенно сознательно. Эта была педагогика, которой путинская администрация занималась очень серьезно и основательно в начале своего правления. А сейчас уже все. Они могут развести руками и сказать: ну, вы же видите — народ, они сами… В этом смысле они очень технологичны.
Почему-то директор Дома музыки московского, где на аншлагах прошло несколько моих спектаклей, в очередной раз отказывается от получения 200 тыс. руб. Вдруг ему перестали нравиться деньги. Это его бизнес. Ему мы приносим за аренду 200 тыс. руб. Никакого риска нет. Он говорит: нет. Почему? Ни почему. Да, я могу предположить, что этому человеку стремительно разонравились 200 тыс. руб. Можно подумать, что есть какие-то другие основания для этого решения.

Ива Аврорина:
А с какой программой вы к нам приехали?

Ответ:
Это презентация книги. Книги публицистики за прошлый год. Она называется «Блокада мозга 2014». Она тоже не без приключений вышла. Вы не знаете, на каких основаниях директор типографии, которая напечатала эту книгу,сам пускает ее под нож? И возвращает из своего кармана 700 тыс. руб. издательству. Загадка. Такая же загадка была в случае с Радищевым, с Ахматовой, когда пускались под нож тиражи. Я не сравниваю размеры, я говорю о симптоматике.
Книга вышла. Я приехал с презентацией этой книги. И, конечно, я почитаю свои тексты разных лет. Политика там будет, но именно сатира. Без призывов к свержению… :)

Ива Аврорина:
Какие-то сатирические тексты последних лет там есть?

Ответ:
Конечно. В большом количестве. Это будет литературно-сатирический вечер. Я различаю жанры. Мне случалось ходить и на пикеты, и на демонстрации. Когда я выхожу на сцену — я выхожу на сцену. Это не митинг и не демонстрация.

Ива Аврорина:
Онлайн-встреча завершена. Спасибо за внимание.