Мужской разговор: «Женщина должна быть домокозявкой»

Такие люди обычно не оставляют равнодушными никого: кто-то их любит со всем их творчеством и непростой жизненной позицией, кто-то считает тунеядцами, которым бы на завод, да резьбу на гайках там накручивать. Константин Еременко — художник. Художник неоднозначный. Получавший за свои работы как от власти, так и от рядового обывателя. Вот только с критикой «на завод бы ему», увы, не выйдет. Работает Константин самым обычным мастером по ремонту автомобилей. Так что с гайками все у него в порядке. А живопись для него — хобби. Хотя и со своим хобби он — довольно заметная персона не только в новосибирском, но и российском современном искусстве.

— Когда у тебя появилось желание начать писать картины?

— С детства. Все хотели быть космонавтами, а я как-то увидел лицо Леонида Ильича или какого-то другого вождя, нарисованное во весь дом, и этот размер произвел на меня неизгладимое впечатление. После чего решил стать художником. А потом поставил цель — зарабатывать этим. Так уж вышло, что художником я стал, но зарабатывать этим не получается.

— Широкая, в определенном смысле, известность к тебе пришла после ироничных картин на тему сибирского сепаратизма — «Истерия Сибири»…

— Ну что значит «широкая известность»? Иван Дорн или Ваенга — массово известны, а кто сейчас широко известен из художников? Даже Сафронова, думаю, мало кто знает. В России массово знают, наверное, только Шишкина и Репина… Выставка «Истерия Сибири» была иллюстрацией определенной кампании, которая проходила в интернете. Цель была доказать, что Сибирь — центр мира, а все остальное вертится вокруг нее. На самом деле, по большому счету, так оно и есть. (Смеется.)

— Твои выставки закрывали по распоряжению?

— Мне всегда была интересна социальная тематика и политика. А в середине нулевых с политикой как-то было очень жестко — партии закрывали, кого-то преследовали, начинались «грязные» выборы. И любая выставка на тему политики была как сигнал органам — запретить, а потом разбираться. Сейчас, слава богу, органы в выставки не лезут, другие идиоты этим занимаются… Так вот, была у меня такая выставка с названием «Жизнь в СССР». В 2005 году «совок» еще не был в тренде, это сейчас все стали патриотами «совка», а тогда говорили — эта страна. И мою выставку расценили как «красную», как подрыв государственности. Приезжали даже дядьки на машинах с госдумовскими номерами…

— А претензия какая была?

— Какая претензия?! Когда запрещают выставку, говорят просто: «Не нравится». Как там про Пастернака — я не читал, но мне не нравится… На выставке была представлена такая эстетика «совка» против эстетики современного мира. Допустим, портрет ветерана, а рядом — такая гламурная телка. Вот недавно я провел передвижную выставку — «Мандат эпохи» — с такой же тематикой. Так все уже встречали хорошо, радостно, никаких претензий не было. А 8 лет назад это было чуть ли не преступлением… «Мандат эпохи» — вообще случайный проект. Побочный эффект мыслей и рисования. Такая аэрография в стиле плакатного соцреализма.

— И народ, и критика восприняли эту выставку благожелательно. Ты же сказал, что она вообще не несет никакой месседж… Разве это возможно для современного художника?

— В том-то и проблема современного художника — заходишь на выставку и видишь мазню. А к этой мазне еще несколько страниц написано этого месседжа… Здесь же я честно говорю: это — побочный эффект другого проекта. А месседж я притянул лишь для пресс-релизов. Было 95 лет революции и 90 лет образования СССР — вот таким образом я почтил память страны, в которой мы родились, которая умерла… Может, слава богу, что умерла…

— К современному искусству складывается странное отношение в обществе — неприятие. Не понимает народ иронию, которую обычно художник закладывает в свои картины…

— Мы на днях с Гельманом об этом говорили: ирония в современном искусстве обычно встречается только в Сибири. А вообще «совриск» (современное искусство. — И.К.) — это все что угодно, но не ирония. Художники всерьез верят, что они творят историю, — пафос килограммами.

— Почему у нас такое активное неприятие именно к современному искусству?

— Вот это для меня загадка. Откуда появилась вся эта сволочь за последний год, мне непонятно. Они тратят свою энергию на борьбу ни с ментами-оборотнями, ни с бандитами, ни с чиновниками… Они выбрали объектами для своей ненависти только гомосексуалистов и художников. Всех художников в современном искусстве во всей России, думаю, меньше сотни человек. А сколько геев, которые открыто признались, — тысячи две-три? Наверное, это просто самая безопасная сфера применения своей ненависти. Я понимаю, если бы это появилось в 2008–2010 годах, когда я проводил выставки под названием «Экстаз классовой ненависти», где была такая работа: «Он провел 40 дней в пустыне и понял, что Бог для быдла». Но тогда никто не оскорбился. А сейчас бы нагнали казаков…

— …и дали бы тебе два года.

— Ну, может, до суда б не дошло… Когда слышу этих «критиков», которые говорят: мол, я не понимаю ваш юмор, чего вы хотите сказать, — хочется спросить: а классическое искусство вы понимаете? Ведь для этого надо очень хорошо знать религию, контекст, в котором писались эти картины, историю… А современное искусство, на самом деле, очень понятно, так как оно происходит сейчас — в сегодняшнем контексте. Надо лишь чуть-чуть поднапрячься и подумать. Вот после размышлений на эту тему, я считаю, искусство не должно принадлежать народу.

— А может, проще рисовать мишек в сосновом бору? Это то, что будет однозначно понятно всем и будет продаваться…

— Я думал об этом… В свое время я успешно занимался аэрографией — сотни машин разрисовал. Повелся на то, что деньги не пахнут, — рисовал пантер, пантер, пантер… Потом мне уже стыдно стало за эти рисунки, а далее они мне вообще надоели. Боюсь, что с этими пейзажами и прочим китчем будет так же. Это не искусство, а дизайн интерьера. Нарисовать можно все что угодно — портрет хозяина, кошечек, кстати, очень модный сейчас тренд… Я решил быть честным к себе: или искусство, или унитазы устанавливать.

— У тебя есть острополитические работы. Ты был в НБП*, и это не могло не наложить отпечаток. Вспомню только язвительную картину — портрет девушки и парня, где девушка говорит…

— …«Почему же ты, падла, до свадьбы не сказал, что из «Единой России»?». Много подобных злых работ было. Эта еще относительно добрая. Картины эти — из второй половины нулевых. И все они тогда, даже чиновники и люди из органов, приходили, воспринимались на ура.

— А сейчас за такое получаешь «пинки»?

— Сейчас в основном за сепаратизм получаю. Первая картинка, помню, была в ЖЖ. Просто нарисовал шуточную — «Сибирский былинный партизан-сепаратист Лыков отрезает бензопилой часть головы косматому геологу за исполнение возле костра песни «Милая моя, солнышко лесное». Но она быстро растиражировалась и стала мемом, а люди просили еще. А потом началась шуточная кампания «Сибиряк — это нация», и ко мне обратились поддержать акцию. Хотя я — не сепаратист. И вот тогда кто-то там возбудился: «Сепаратизм! Россия в опасности!».

— Считается, что деньги для художника не важны, он должен быть голодным, чтобы творить…

— Соглашусь… На днях общался с красноярским художником Васей Слоновым, он сказал: «Художник должен прожить бедно, но интересно».

— Так ты чем зарабатываешь на жизнь?

— Чиню машины. А рисование, политические движняки, путешествия — хобби.

— Но картины приносили доход?

— Могу честно сказать: картин продал за всю жизнь, ну так, чтобы прилично было, всего два раза — для ночного клуба «Kilёv-бар» и крупного питерского музея современного искусства «Эрарта». За две небольшие картины музей предложил такую сумму, которой оказалось достаточно, чтобы нарисовать серию «Мандаты эпохи» и прокатиться с ней по городам. Надеюсь, проект «Капиталистический реализм», над которым сейчас работаю, должен продаться весь. Потому что коммерческий успех выставки входит в концепцию проекта. (Улыбается.) Так что, если найдется желающий, кто хочет увековечить себя в истории, он может выделить мне полкилограмма денег. А выставочная судьба этого проекта — график выставок — уже расписана, хотя он еще и не сделан. Со всей страны приглашают приехать с выставкой. Героями «Капиталистического реализма» будут такие профессии, как дизайнер, программист, журналист…

— То есть это такой позитивный проект?

— Да-да-да, какие-то достижения капиталистического хозяйства, как в СССР было. Коллеги меня уже обвиняют в ангажированности, мол, продаюсь я, «прогиб засчитан» и т.д. Но я в проекте буду сравнивать достижения их и наши. У них — запускают космические корабли и клонируют динозавров — работа над этим уже идет на Западе, а у нас — строят церкви…

— Сколько денег тебе надо для счастья?

— (Задумался.) Не помешало бы около миллиона. Я бы купил гараж и соорудил там мастерскую.

— Что для тебя значит карьера?

— Лет десять назад я читал умные книги по искусству, про выставки, для меня существовал какой-то набор звезд в современном искусстве: Кулик, Муратов, «Синие носы»… А сейчас Кулик в Москве пришел на выставку ко мне, не персональную, конечно, а с моим участием. Наверное, это показатель карьеры. То есть те люди, про кого я раньше только читал или слышал, сейчас общаются со мной, мы ездим друг к другу в гости.

— Последнюю крупную покупку для себя помнишь?

— Два года назад купил новый скутер, я — скутерист. Больше ничего не покупал, так как аскетичен.

— Обыватель может решить, что ты не любишь Родину…

— Я не люблю ее в том виде, в каком она есть. Да и то количество патриотизма, которое было вылито в мозги за последние годы, сделало это слово ругательным. Я люблю территорию, где мы живем, несмотря на климат, но не люблю те отношения, которые сейчас сложились, не люблю государственное и экономическое устройство… Я не люблю футбол, из которого делают национальную идею… Я не патриот в этом.

— Тебе еще припомнят общение с Гельманом, которого чуть ли не в западного шпиона записали… Как, кстати, прошла выставка с твоими работами в его галерее?

— Это был фурор. (Улыбается.) На выставке представлены работы сибирских художников, не только мои. Никаких пикетов, кстати, не было, хотя вроде одни там обещали прийти.

— А что для тебя Родина?

— Это такая страна, к которой надо стремиться. Там должны быть справедливость, доброта, культура, просвещение, а не насилие и злость. Мне даже неважно, какой будет экономический и политический уклад. А мы сейчас — придаток Запада или Востока, такая «кладовка».

— Нет желания уехать отсюда?

— Я ни разу не был за границей. И не хочу, чтобы не возникало искушения там остаться. А все, кто из знакомых уехал, сейчас там стали абсолютно беззубыми, «болотом» — занимаются больше каким-то дизайном.

— У тебя много друзей?

— У меня нет ни одного настоящего врага. Наверно, как и у любого человека, есть пара друзей, один — с детства. Ну и несколько десятков, на которых можно было бы положиться в случае чего.

— Что может разрушить мужскую дружбу?

— Бизнес, деньги. Когда деньги появляются в общем деле или, наоборот, не появляются — возникают разные «терки». А женщина? Не думаю… Тем более я — женоненавистник в какой-то степени.

— Какие вещи нельзя простить?

— Тупость. Все остальное — можно понять или простить. А к тупости отношусь воинственно.

— Ты — женоненавистник, а как же жена?

— Я сторонник того, что баба должна сидеть дома: пеленки, щи и т.д. Должна стать нормальной домокозявкой. Никакой самореализации и карьеры.

— А если жена сейчас прочитает это?

— Она вполне довольна жизнью.

— Она тоже из мира искусства?

— Да, она — мозаичница, прикладного значения. Но сейчас дома занимается детьми.

— Идеальная женщина — какая?

— Брюнетка, скромная в запросах, внутренне свободная… Все, я понял: я — не капризный! (Улыбается.) Единственно, она не должна быть блондинкой. Блондинки могут тысячу раз доказывать, что тупость блондинок — это мем, но все это проверено практикой. Форма создает содержание… Супруга у меня, конечно, брюнетка.

— Какую главную мысль попытаешься донести своим детям?

— Есть определенный набор этических норм — не убий, не укради, не предавай… Вот это они должны соблюдать.

— Путешествовать любишь? Как и где?

— Одна из любимых форм путешествия — приехать куда-нибудь и сделать выставку. То есть не только ты уделяешь городу внимание, но и он тебе: ты посмотрел на город и позвездил — получил порцию внимания. Второе — путешествие на мототранспорте. У меня хобби — искать заброшенные деревни. Люблю ездить по Новосибирской области. Особенно нравятся район Караканского бора и Колыванский район. Там очень красивые места. Едешь рано утром по болотам, а туман — до самого горизонта. Весьма сюрреалистические ощущения.

— А где не был, но хотел бы побывать?

— Каждую зиму я составляю карту летних путешествий. Этим летом хочу побывать в Венгеровском районе, где откопали столицу царства, которое здесь было до прихода русских.

— Самая запоминающая поездка куда была?

— Это был 10-дневный трип с [Артемом] Лоскутовым в связи с заявлением Онищенко о петрушке (когда ее семена чуть ли не приравняли к наркотикам. — прим. ред.), на раскрашенном под хиппи-мобиль «уазике». Цель — доехать до Москвы и засеять газон в Кремле петрушкой. Заезжали к разным художникам по пути в Москву. В Екатеринбурге приехали к консульству США, объявили им войну от имени Сибири и тут же попытались сдаться в плен. Повыскакивала охрана и не знала, что с нами делать. В общем — и смешно, и грешно.

_{* Запрещена в РФ}