«Их грузили в скотские вагоны»: как живут российские немцы, сосланные в Сибирь, — репортаж из сёл

Этим летом мы побывали в Гальбштадте — центре Немецкого района в Алтайском крае. В Новосибирской области такого отдельного национального района нет, зато есть несколько десятков деревень, которые обжили российские немцы. Почти 80 лет назад их принудительно депортировали из Поволжья в холодную Сибирь из-за подозрений в пособничестве врагу. На этот раз съёмочная группа НГС отправилась по следам переселенцев в Краснозёрский район, где сейчас проживают около 4,5 тысячи немцев и даже есть собственный католический приход. Как они построили новую жизнь буквально из ничего, чтят свои традиции и свободно говорят на немецком языке, на котором ещё недавно было запрещено разговаривать, — в этом репортаже.

Как немцев сослали в Сибирь и что с ними произошло — посмотрите на этом видео. Мы заглянули в землянку в селе Локтёнок, посмотреть на неё специально приезжают из Германии.

История народа, которому не досталось почестей

Анна Додонова заведует Центром немецкой культуры в Краснозёрском районе (это подразделение Новосибирского областного Российско-немецкого дома, всего в области 30 таких центров) и преподает немецкий язык в поселковой школе. Она потомок поволжских немцев, и это на её глазах в конце 90-х и появился центр, в который вначале люди шли с опаской.

— Мы чувствовали, что нам этот центр нужен, потому что очень долго, буквально до 90-х годов было запрещено говорить на немецком. А когда мы открылись, не все немцы сюда пошли, были опасения. Не сразу они приходили, не сразу делились своими сокровищами, которые сохранили, — рассказывает она. — Но потом люди наконец-то поняли, что это их дом, такой остров маленькой надежды. Это место, где мы могли говорить на своём языке, петь поволжские песни. И вот люди потянулись буквально всех национальностей.

Сейчас просторный кабинет в краснозёрской школе № 2 разделили на несколько залов: в одном — история российских немцев, в другом — история немцев, сосланных в Сибирь, в Краснозёрский район. Здесь же висят портреты бабушки и дедушки заведующей центром — их, как и тысячи других российских немцев, отправили в 41-м году в Новосибирскую область.

— С ними был депортирован их старший сын, но он погиб в трудармии в 1948 году. Сами родители моей мамы вернулись из трудармии только в 1949 году, маме на тот момент было 11 лет, получается, все младшие дети были на ней. Дедушка был в Ивделе, на лесоповале, а бабушка в Славгороде, на содовом заводе. А когда вернулись, жили в селе Локтёнок, тут, недалеко от Краснозёрского, — говорит Анна Додонова. — У папы тоже судьба была сложной. У него мама умерла, когда ему было два года, а в шесть лет их выселили вот сюда. Отца его сразу забрали в трудармию, а он вынужден был работать водовозом. Всякое бывало — и обмораживался, и бочки на себя опрокидывал. Ну, ребёнок ведь был совсем! Но что характерно для моих родителей — они были очень трудолюбивые и мастеровые, поэтому деревенские на них посмотрели и приняли.

Она продолжает рассказывать о папе, который стал талантливым плотником (и показывает на крепкий буфет ручной работы, стоящий в школе), и маме, научившей вязать и вышивать добрую половину села. А затем вновь возвращается к печальной дате 28 августа — у российских немцев к ней особое отношение:

— Был обычный рабочий день, коров выгнали на выпаса, подоили…

По воспоминаниям мамы, их грузили в вагоны-товарняки, скотские вагоны, набивали буквально доверху. Их грузят, а за ними скот бежит. Но не все смогли уехать, стариков и больных оставили — там и смерть они свою нашли, а некоторые и дороги не перенесли. Поезд останавливался тогда, когда нужно было, тут же покойников складывали и уезжали. Это было трудное время, и сегодня об этом говорят очень мало, например, о трудовых колониях. Ладно, не хотят сейчас признавать тружениками тыла тех немцев, которые были тут, работали в деревнях, признайте хотя бы тех, которые были в трудовой армии. Но нет, никаких почестей, вообще ничего.

Сейчас в селе Краснозёрское остались Анна Додонова и её 90-летняя мать. Другие родственники, по её словам, разъехались кто куда, но, как с гордостью подчёркивает заведующая центром, никто в Германию не вернулся, потому что «родину дважды не выбирают».

Такой выбор сделали далеко не все семьи когда-то ссыльных немцев, и, по признанию Анны Гербертовны, «многих талантливых людей» район всё-таки потерял — они переселились в Германию. В основном это врачи и учителя.

В последний год отток из Краснозёрского района усилился, всё дело, как считает она, в нехватке рабочих мест. Когда-то здесь функционировала швейная фабрика и пять строительных организаций, а также хлебозавод и мясокомбинат, сейчас эти предприятия закрыты.

— Отсюда они уехали прекрасными специалистами, а туда приехали — почву из-под ног выбили. Потому что самый большой пробел, я считаю, в том, что они не знали языка. А что такое не уметь говорить в другой стране на языке? — задаётся вопросом она. — Всё-таки жалею я, что такие центры, как наш, появились так поздно. Раньше нужно было эту деятельность начинать, тогда, возможно, и оттока немцев такого бы не было.

Деревня со старинной землянкой

Село Локтёнок — крохотное, всего 450 жителей. Оно лежит примерно в 15 километрах от Краснозёрского и в годы войны оказалось в числе тех поселений, которые приняли депортированных немцев из Поволжья.

А ещё село примечательно тем, что здесь сохранилась настоящая землянка, построенная ссыльным немцем, отцом Марии Федорко. Её она ласково называет «избушкой» и следит за тем, чтобы та не завалилась окончательно. Ежегодно посмотреть на избушку, в которой прошло детство, приезжают родственники Марии Ивановны из Германии. А сама Мария Ивановна каждое лето переезжает из Краснозёрского в Локтёнок, как на дачу — вести хозяйство на участке, где когда-то строили новую жизнь её ссыльные родители.

О том, как родителей сослали в Сибирь, она знает с рассказов старшей сестры Розы, которой в 1941 году было всего три года. Розу, родителей, парализованную бабушку и ещё двух детей везли на поезде почти месяц. В пути они выменяли все ценные вещи на еду, а спустя некоторое время после прибытия в Сибирь умер старший ребёнок, так и не переживший трудную дорогу. Затем отца Марии Ивановны забрали в трудармию:

— Папа вернулся в 1948 году. Он такой худой тогда был, что его жена, моя мама, даже не узнала.

— И вот вернулся он, а спустя год построил эту землянку. В ней мы жили ввосьмером, в двух комнатах. Чтобы мы все умещались, папа для младших построил такие кроватки на колёсиках. Мы на день их задвигали за большую кровать и вот играли, а папа плотничал, мастерил. Ну, как играли, кукол ведь не было. Поэтому заворачивали вот так фуфайку, завязывали платок — и вот тебе кукла.

Уже в 60-х годах её отец построил на участке деревянный дом — там чета Адам прожила вплоть до 2014 года, успев отметить бриллиантовую свадьбу. Быт, заботливо устроенный родителями в этом доме, Мария Ивановна решила не менять: здесь побеленные стены, накрахмаленные салфетки и занавески, деревянные кровати, построенные главой семейства, и сервант, в стёкла которого она заботливо вставила чёрно-белые фотографии молодых родителей. Сохранилась даже скрипящая табуретка, которую родители захватили в тот самый поезд-товарняк для парализованной бабушки. «Стулочкой», по словам хозяйки дома, уже никто не пользуется, она скрипит и вот-вот развалится — ей почти сотня лет.

Сейчас в этом доме проводит лето Мария Ивановна вместе с супругом Виктором Васильевичем, который иронично замечает, что семья у них интернациональная.

— В Германию переезжать не хочу, вот не знаю почему, но не хочу. Наверное, я патриот своей Родины. А тут дети уболтали: «Мам, давай-давай», ну я документы и подала. И что? Мне пришло одобрение, а им — отказ, так как русские они, — машет рукой она.

А вот пять сестёр Марии Ивановны переехали в Германию, но и уехав из Сибири, стараются как можно чаще бывать на родине, навещать завалившуюся в этом году избушку.

— Двери в ней не открываются уже, стены вот-вот завалятся, проседает она всё-таки. Но рука не поднимается её убрать, это же память такая, — замечает нынешняя хозяйка землянки.

Как в рабочем посёлке вырос храм в готическом стиле

Пару лет назад в истории российских немцев, сосланных в Сибирь, появилась новая знаковая достопримечательность — это католический приход, он же кирха. Он стоит в селе Краснозёрское, недалеко от вокзала. Это, как говорит Анна Гербертовна, сделано специально, чтобы приезжающим в их рабочий посёлок туристам было удобно сразу добираться до храма. Сразу за забором прихода расстилается аккуратное кладбище.

— Не возродим мы свою культуру, если не построим свою церковь. Так мы решили, когда только-только задумали устроить Центр немецкой культуры. Из истории мы знаем, что немцы расселялись по верованиям. Менониты в основном живут в Неудачном (село в Татарском районе. — Прим. ред.), а у нас тут лютеране и католики. Мы посмотрели, что католиков больше, и решили строить именно католический храм.

Затем немцы получили благословение епископа Иосифа Верта, а дальше начался длительный этап строительства. В появлении католического прихода, как отмечает заведующая Центром немецкой культуры, участвовали даже некатолики.

Настоятель прихода — отец Франческо Бертолина прибыл в Сибирь из Италии. Он, как замечает Анна Гербертовна, в России уже более 30 лет, сумел привыкнуть к холодным сибирским зимам и «считает себя больше россиянином, чем итальянцем».

— Мы все праздники, все памятные даты здесь отмечаем. Особенно с 24 на 25 декабря — это Святая ночь. Мы идём в приходской дом, там у нас чаепитие, а здесь, в храме — песнопения. Да и на другие праздники мы обязательно идём в храм, освящаем, правда, не куличи, как у вас, а свои кухен, — переходит она на немецкую речь. — А в траурные дни, 28 августа, у нас здесь проходит панихида.

В глаза бросается остроконечный шпиль нового храма, который действительно возвышается над другими постройками посёлка, — приход специально строили в характерном готическом стиле.

— Ценность нашего храма заключается в том, что он построен из кирпичиков, на которых написаны имена наших родителей, всех наших российских немцев. Мы писали всех-всех-всех. И поэтому когда заходишь в наш храм, ощущаешь тепло. Кажется, что наши предки со всех сторон смотрят на нас и говорят: «Остепенитесь, будьте дружнее и любите то, что вы создали».

Почти год назад мы побывали на месте страшного Искитимского штрафного лагеря, где недавно появился музей, посвящённый пострадавшим в годы гонений и репрессий. Коллекцию этого музея почти 16 лет собирал отец Игорь Затолокин.