«В бору похоронена рука Чингисхана». Едем в 400-летнее село на Оби — там из-под воды звонят колокола, а колодцы исполняют желания

Одно из немногих сёл в Новосибирской области, которое может похвастаться действительно древней историей, — Чингис (а также Чингисы, Чингизы, Чингисское и даже Чингинское — смотря каких лет изучать летописи). Первое упоминание о нём встречается еще в 1630 году. Сегодня попасть в Чингисы можно из Спирино паромом или далеко в объезд, а само село оказалось дважды разделенным. Журналисты НГС побывали в самом старом поселении Новосибирской области и узнали, какие легенды любят рассказывать друг другу местные, почему возвращаются из Новосибирска домой и почему порой просят передать их из Ордынского в соседний, Сузунский район.

Село Чингис, являющееся центром одноименного сельсовета, расположено на правом берегу Обского водохранилища и частично на небольшом островке. Причем перебраться из одной части села в другую куда проще, чем съездить в райцентр: островную и береговую части Чингиса соединяет между собой неширокая, но вполне проезжая дамба.

Паромы здесь ходят по расписанию — каждые полчаса. По вечерам в пятницу и воскресенье, когда в село приезжают, а потом возвращаются домой дачники, на узкой проселочной дороге выстраиваются настоящие очереди: небольшая баржа вместить всех желающих не может ни за один, ни даже за два рейса.

— Это сейчас народу мало, — объясняет капитан судна Сергей Киреев. — Пошел ордынский паром (имеется в виду паром Ордынское — Нижнекаменка. — Прим. ред.), пошел отток — там и паром больше, и населения больше.

Он ходит на пароме больше 20 лет — с 2002 года. Окончил Речное училище в Новосибирске, потом — Академию водного транспорта. Родился в Новосибирске, но работу смог найти только в Ордынском районе. Сначала — посменно, вахтой. Потом стал проводить в Чингисах всё больше времени: полюбил удивительно красивые здешние места, коренных местных жителей. Наконец, в 2007 обосновался в селе окончательно.

— В городе сейчас соседей по лестничной клетке не знаешь, а здесь мы все — знакомые, — рассуждает Сергей Андреевич. — Может быть, мы все такие сплоченные как раз потому, что, если у кого беда случилась, никто не придет, только соседи. Меня подкупило это, честно.

По его словам, несмотря на транспортные сложности, село постоянно прирастает новыми жителями: старые дома охотно покупают выходящие на пенсию новосибирцы. Местная молодежь едет в обратном направлении — чтобы через десять, двадцать или тридцать лет вернуться назад.

— Работы нет, — объясняет он. — Раньше был лесхоз, там многие работали, а теперь только разъезжаются.

Сам паромщик от отсутствия работы, несмотря на кажущуюся сезонность, не страдает даже зимой: говорит, руководитель регулярно выигрывает тендеры на поддержание в порядке ледовой переправы. Так что зимой капитан оставляет штурвал и берется за снеговую лопату. Платит за расчистку зимника — от причала до причала он составляет 2 километра — Новосибирская область. Местный бюджет, как говорит, дотационный. Отдых приходится на межсезонье и распутицу.

— Может, и неплохо, что у нас такие транспортные сложности, — считает при этом Сергей Киреев. — Деревня остается самобытной. Здесь много желающих, чтобы, например, построили мост, удобно же: самое узкое место на водохранилище, неглубокое.

Тут он прерывает мысль и начинает вкусно, со знанием дела объяснять и собственные слова о небольшой глубине, и сложную траекторию, которой ведет судно: прямо сейчас паром обходит «оселок», небольшой затопленный остров, опознать который можно по игнорирующим течение корягам и топляку.

— У нас тут места немножко усеченные, — продолжает он. — По левому берегу, где Спирино, Ордынка, — там газ проведен. Я спрашивал, когда нам проведут, ответили: «Кто вам тут по дну трубы класть будет? Ждите, или пока с Сузуна поведут, или со стороны Искитима». Неудобные мы жители: то нам паромы надо, ледовую переправу, то газ… Я говорю: «Отдайте нас тогда в Сузунский район, у нас же граница района в 18 километрах от деревни». А мне в ответ: «Не-ет, у вас же лес!» Это им интересно, а жители — нет.

Лес действительно окружает Чингис, как частокол окружал древнюю мятежную крепость, поставленную здесь в XVII веке потомками хана Кучума. Высоченные сосны Караканского бора подпирают небо, как колонны.

Оттуда идут вереницы грузовиков. Пустые — в сторону Чингиса и дальше в бор, обратно — груженые бревнами. По общему мнению чингиссцев, бесконтрольную вырубку ведут «жулики», но жаловаться местные полагают делом бесполезным — говорят, всё схвачено. Не единожды в разговорах всплывает когда-то существовавший в этих местах лесхоз: раньше бор тоже вырубали, но взамен подсаживали молодые деревца, и древний лес восстанавливался. Хозяйство давало работу едва ли не половине селян, пока не прекратило свое существование. 1990-е годы лесхоз со скрипом, но пережил, а добили его годы стабильности.

Работы в Чингисах и вправду немного, хотя есть школа, клуб, библиотека и другие приметы цивилизации. Кто не хочет трудиться в бюджетной сфере — пробует себя в бизнесе.

Попутчик журналистов на пароме Сергея Андреевича — фермер Павел Шадрин. Впрочем, бизнесменом он себя не называет, долго подбирает слово, способное его охарактеризовать, в итоге находит подходящее определение — «кулак». Это ему определенно подходит: собственные кулаки у Павла внушительные, лицо от работы на улице ярко-розовое: первые яростные лучи солнца не щадят даже людей, ко всему привычных.

На баржу он ловко загоняет задним ходом старенький грузовичок, кузов которого наполнен сияющим, как сосновые стволы, ячменем. Говорит, в прошлом году пробовал сажать овес, но тот слишком уж пришелся по вкусу вольно пасущимся чингисским коровам.

Кроме полей у него 70 голов крупного рогатого скота и лесопилка — работы хватает, но трудиться приходится в основном вместе с семьей. Попытки нанять в Чингисах работников провалились, и об односельчанах он отзывается с куда меньшей любовью, нежели паромщик.

— У меня же работать надо! А этим что? У забора проволочку аллюминиевую открутил, сдал на металлолом — на бутылку пива заработал, жизнь удалась. Пошел на речку, чебака поймал — вот и есть, что покушать.

— И много таких?

— Да вся деревня, — машет рукой местный «кулак». Он смотрит вперед, на берег. Там — Чингис.

Паром швартуется в самой старой части села. По правую руку — высокая белая церковь, выглядящая так, будто стоит здесь с самого XVII века, к которому и относятся первые упоминания о Чингисе. Возле нее, на низко уходящем к воде берегу — кресты. Здесь располагалось старое, ушедшее под воду после постройки ГЭС кладбище, от которого сохранилась только малая часть захоронений.

Сам храм, по меркам села, совсем новенький, построенный в начале 1990-х на фундаменте старой, разрушенной в 1930-е годы церкви. Ворота подворья на замке, у дверей бдительно моргает алый огонек сигнализации. Собственного священника здесь нет: батюшка приезжает служить раз в месяц. Впрочем, это вовсе не значит, что попасть внутрь не получится.

Местная община (а называть сплоченную компанию верующих женщин и бабушек иначе язык не поворачивается) храм свой любит, и не только как нечто сакральное, а как долгожданное, выстраданное дитя. Метафора, возможно, громкая, но очень близкая к истине. С 1986-го по 1998-й год церковь в честь Святых Первоверховных Апостолов Петра и Павла строили едва ли не всем селом, вместе с приехавшими на остров монахами.

Библиотекарь из клуба Наталья Иконникова звонит местной жительнице Тамаре Тимоляновой, та — еще одной прихожанке, которая хранит ключи от храма, и все они втроем охотно откладывают работу и едва ли не под руки ведут журналистов на экскурсию. Справедливости ради, посмотреть на церковь стоит даже человеку нерелигиозному или исповедующему иную веру.

— Исторически архитектура была именно такая, но храм изначально был деревянным, — говорит Тамара Ивановна. — Есть даже предание, что архитектора выписывали из Италии, такое богатое было село. В 1936 его передали в сельсовет, в 1937 году разрушили, но даже по официальным данным из 1419 человек 116 в открытую выступили против. А восстанавливали его монахи из Троице-Сергиевой лавры, от отца Наума приехали. Они приехали к нам на пилораму — заказать материалы для восстановления монастыря в Козихе, и встретили одну нашу бабушку, которая сказала, что у нас тоже храм есть.

За пределами толстых кирпичных стен воздух дрожит от зноя, но внутри прохладно и просторно и пахнет воском, как будто прямо сейчас горят свечи.

— У нас община была тогда удивительно крепкая. Меня не было тогда, но я хорошо представляю: маленькие ребятишки в цепочку выстраивались и развалины эти по кирпичику разбирали. Дети работали, бабушки… Монахи тут жили при храме… — продолжает Тамара Тимолянова.

Своды расписаны необычными бледноватыми, но ясными красками — они сделаны на основе цветной глины, которую добывают здесь же, неподалеку от села. В нескольких сотнях метров от домов, на берегу речки Малый Чингис, ее копали прихожане, местные старушки сушили на солнце и мелко раскрашивали. Затем специально «выписанная» художница из оперного театра Лариса Кононова много лет приезжала и расписывала своды.

Сначала здесь служил монах Евфимий, посеревший от времени домик которого стоит прямо напротив церкви. Какое-то время едва ли не каждый день ездил священник из Новосибирска. Сейчас отец Сергий из Ордынского приезжает сюда один раз в 30 дней — в последнюю субботу месяца. В промежутках прихожанки отмыкают двери храма только для того, чтобы прибраться в нём или показать его гостям села.

Сотни лет только писаной истории сделали свое дело: в одном-единственном Чингисе местных легенд рассказывают больше, чем, пожалуй, во всей остальной Новосибирской области.

Неподалеку от церкви здесь стоит Серебряный (по другим рассказам — Золотой) колодец, вода из которого необыкновенно вкусна и полезна. То ли потому, что на дне лежит большое серебряное блюдо, то ли из-за того, что вода освящена — версия обычно зависит от степени веры рассказчика.

Где-то в бору якобы похоронена правая рука самого Чингисхана, причем речь не о каком-нибудь советнике, а настоящей отсеченной конечности, в качестве бонуса к которой прилагаются некие несметные сокровища. Возможно, легенда эта возникла после того, как в окрестностях села археологи нашли несколько курганов времен первого тысячелетия нашей эры — в одном из них лежал скелет воина при мече и в богатом убранстве.

Но пожалуй, самая любимая (и самая драматичная) у местных жителей легенда — утопленные колокола Чингисского храма. В 1937 году, когда старую чингисскую церковь разрушили, колокола разбили на мельчайшие обломки и погрузили на баржу, чтобы отбуксировать на левый берег Оби, в райцентр.

Сложно сказать, была ли у новой власти острая необходимость в металлическом ломе, или, как уверен руководитель Сибирского центра колокольного искусства Алексей Талашкин, храм просто хотели лишить голоса. Едва баржа отошла от берега, как немедленно затонула. Причины остались неизвестными: в Чингисе говорят и о пожаре, и о том, что она разломилась пополам, а документальных свидетельств не осталось. Но факт оставался фактом: разбитые или, как говорили тогда, «разделанные» колокола пошли на дно. А когда на реке встал лед и сельчане пошли рубить полыньи, услышали из толщи ледяной воды далекий колокольный звон.

— Говорят, они звонят зимой, а когда настанет время, поднимутся на землю, — говорит Алексей Талашкин. — Мы зашли к одной местной жительнице и спросили, звонят ли колокола в реке, а она спокойно отвечает: «Да, зимой на прорубь идешь, зачерпнешь воды — а они звонят из-подо льда».

Красивая легенда положила начало 25 экспедициям в Чингис: Алексей и его единомышленники решили найти разломанные колокола. Сначала говорили со старожилами — среди местных стариков еще были живы те, кто ребенком, но застал борьбу с опиумом для народа. Алексей Талашкин полагал, что достаточно будет спросить у старожилов, где стояла прежде пристань, нырнуть — и поднять осколки, но всё оказалось куда сложнее.

— Один из первых людей, с которыми мы говорили, Михаил Филиппович Иконников видел это своими глазами: сначала пилили крест, потом дернули его трактором, потом скинули колокола. И тут же приехали мужики с кувалдами, на месте их побили. А дело весной было, в 1937 году было большое наводнение, и полсела затопило. Как говорил Михаил Филиппович, пошла шуга, лед, и эти осколки все разметало. И, сказал, ничего мы не найдем, — рассказал мужчина.

Но энтузиасты всё равно начали поиски. Часть обломков нашли по домам: люди забирали их на память. Три осколка всё же отыскали в воде металлоискателями. Самый маленький осколок, который показывает Талашкин, и вовсе нашли в 7 километрах от Чингиса, неподалеку от Старомилованова. Собственной церкви там не было, да и Талашкин, опытный колокольный мастер, способен прикинуть, от какого именно колокола откололся тот или иной обломок.

Те три обломка, что хранятся сейчас в витринах Музея колокольного звона в Новосибирске, принадлежали самому большому, басистому колоколу — стопудовому. На современный вес это больше полутора тонн бронзы. Говорят, когда он звонил, звук разносился по всей Оби, и слышали колокол и в соседнем Спирине.

Алексей и его единомышленники ездили в Чингис много лет, но находок было не слишком много. Не помогли даже ученые с электромагнитным сканером: многообещающая геомагнитная аномалия на дне водохранилища обернулась кольцом алюминиевой проволоки, подозрительная перемена дна — затонувшим автомобилем.

В 2017-м году экспедиции завершились: историки поняли, что пророчество Михаила Филипповича сбывается и они ничего больше не найдут — разве только случайно. А утопленные чингисские колокола и дальше будут звонить из-подо льда.

В паре десятков километров от Чингиса расположена другая деревня — село дачников Абрашино. Там есть мраморный карьер, превратившийся в озеро с голубой водой, и настоящее, будто морское побережье.