Кто такие молодые учёные — скучные зануды-отличники или люди с сумасшедшим блеском в глазах, сутками напролёт пропадающие в лабораториях? Или не те и не другие? Представления об учёных, тем более начинающих, часто смешаны с большим количеством стереотипов и клише. Тем временем среди них можно встретить настоящих красавчиков — в свободное от научной работы время они катаются на вейкбордах и ходят в зал, мечтают сделать мир лучше. Мы поговорили с тремя молодыми учёными из Академгородка об их работе, увлечениях, небольшой зарплате и о том, почему они не хотят уезжать из России.
Артём Дмитриев, 28 лет, Институт химической кинетики и горения
Артём окончил физический факультет НГУ, а после аспирантуру ИХКГ вместе с институтом во Франции — в этом году он дописал диссертацию по химической физике и готовится её защищать.
— Я занимаюсь физикой и химией процессов горения. Наша энергетика по-прежнему работает на зажигании разного топлива, и мы ещё долго будем этим пользоваться, потому что, как ни странно, это один из самых удобных и эффективных способов получения энергии. Этот процесс нужно улучшать, в первую очередь с точки зрения экологии и эффективности использования ресурсов. Конкретно моя работа в последние годы связана с исследованием горения биотоплива и биодизеля. Это альтернативный вид топлива, похожий на обычный дизель, но при горении он вообще не образует сажу, его можно получить из растений. Чтобы эффективно использовать новое топливо в двигателях, нужно понимать, как происходит горение такого топлива. Потому что горение — процесс сложный, зависит от множества параметров, нужно во всём этом разбираться. Моя диссертация связана с исследованием кинетики, то есть скорости протекания химических реакций в процессе горения — наш институт так и называется, — рассказывает Артём.
По словам молодого учёного, в России эти исследования пока не очень востребованы. Альтернативные источники энергии дороже традиционной нефти, тем более сейчас цена на неё упала.
— У меня двойная аспирантура — 4 года я каждый год уезжал на 3–6 месяцев во Францию. Диссертация у меня совместно с Францией. У меня не возникло непреодолимого желания уехать из России и остаться там, потому что, когда мы сидим здесь, у нас много разных проблем, мы смотрим на Европу и видим, что там эти проблемы решены. Но когда мы приезжаем в Европу, то выясняется, что там есть другие проблемы, о которых мы даже не задумывались, потому что у нас их здесь нет, — объясняет Артём.
Во Франции, по его словам, лучше обстоят дела с оборудованием и зарплатами — на стажировке он заработал больше, чем за полгода аспирантуры в России. Сейчас он думает поехать в Европу на постдок.
Постдок — это временная ставка для молодых ученых, которая позволяет заниматься научно-исследовательской работой, получать при этом стипендию и числиться в штате. Позиция выделяется сроком на 2–4 года.
— Сейчас мой оклад — 25 тысяч. Во Франции было 767 евро в месяц (67 400 рублей в перерасчёте на сегодняшний курс, — Прим. ред.). Я снимаю жильё в Ложке — там дома, построенные специально под сдачу, и у них есть договор с СО РАН и мэрией. Сотрудники СО РАН могут получать компенсацию от мэрии, практически половину стоимости, но это только на два года. Сейчас субсидия закончилась, и я плачу полную стоимость, это немного напряжно. Конечно, в плане денег в Европе проще, но если ты работаешь, то есть гранты и постоянные надбавки, плюс я работаю в университете, и в целом, если ты успешно работаешь, выходит нормально. Я не могу сказать конкретную сумму, потому что выходит нестабильно. То есть один месяц я могу сидеть на голом окладе в институте, в другой я могу получить раз в 5 больше с разных грантов, — говорит молодой учёный.
Артём рассказывает, что ему очень нравится его работа и Академгородок со своей природой — рядом с их институтом можно увидеть белок или зайцев (во время интервью мы пытались их найти, но не вышло).
Константин Мухин, 26 лет, Институт теоретической и прикладной механики
Константин приехал в Новосибирск из Барнаула — здесь он поступил в НГТУ на факультет летательных аппаратов.
— Поступил на ФЛА, направление «Аэрогидродинамика и баллистика». Мы со знакомым увидели, что название сложное, непонятное и запутанное, но звучит намного круче, чем «безопасность» или «экология». Так моя жизнь и связалась с летательными аппаратами и струями, — вспоминает молодой ученый.
Константин окончил бакалавриат и магистратуру в НГТУ, а в аспирантуре учился уже в НГУ — так было ближе к работе, Институту теоретической и прикладной механики. В этом году парень защитил диплом аспиранта, а сейчас готовит кандидатскую диссертацию.
Сейчас его работа связана со струями воздуха или газа. Особенность в том, что работает он с очень маленькими устройствами — их размер составляет от 10 до 200 микрон. Человеческий волос, к примеру, равен 60 микронам в диаметре.
— Глазом это не увидеть, нужны специальные приспособления либо методы: где-то подкрасить частички, добавить, чтобы глазом можно было увидеть. Направление новое, мы занялись им на перспективу. Хочется достаточно хорошо всё изучить, посмотреть, а потом уже искать к этому приложение. Желаемый результат — это найти приложение, чтобы можно было потрогать. Фундаментальные данные — это классно, но когда у тебя есть штуковина, которую можно потрогать, это намного круче
Мы изучаем аэродинамику маленьких струй, чтобы понять, есть ли возможность их применения. Такие струи можно использовать в маленьких двигателях для маленьких спутников. Струя создает воздушный импульс, соответственно, спутник либо поворачивается, либо отталкивается в этом направлении и уходит на другую орбиту. Ещё это можно применять, чтобы глушить большие струи. Та же турбина самолёта ревёт довольно сильно — все мы можем слышать, когда истребитель над нами летает. Есть предположения, что если вокруг этого большого контура построить маленькие сопла, то они будут либо управлять им, либо заглушат шум, — объясняет учёный.
Сопло — трубчатая коническая насадка, служащая для регулирования выходящей из неё струи газа, пара, жидкости.
Константин рассказывает, что его разработки в перспективе возможно использовать в охлаждающих устройствах. Так как современные гаджеты становятся всё меньше, им требуются охлаждающие устройства маленького размера.
— Нужно понимать, что учёные — это люди, которые идут работать за идею, а не за зарплату. Если вы рассчитываете получать большие деньги, то, наверное, уходить в область исследований не стоит. Помогают гранты — они дают мотивацию, потому что больший заработок ты берешь оттуда. Либо, если ты хорошо продвигаешься в институте, есть возможность, что ты начнёшь работать с какими-то конструкторскими бюро либо авиакомпаниями. Моя зарплата без надбавок — около 18 тысяч, — говорит Константин.
За 6 лет ему удалось выиграть один грант, в котором он же и был руководителем. Ему дали миллион на два года. Ещё одним грантом они занимались вместе с научным руководителем:
— Это была хорошая мотивационная и денежная поддержка, и в том плане, что я мог расшириться, купить себе какие-то материалы. Но конкуренция довольно большая. Я считаю, что один грант за 6 лет — это маловато. Тут вопрос в том, что мне нужно лучше себя проявлять и что-то ещё искать помимо стандартных федеральных грантов, либо идти в частные организации. Там нужно, чтобы работа была высокого уровня и прикладная. Но пытаться в любом случае надо, это хороший опыт и мотивация. Во времена получения грантов учёные радуются, потому что зарплаты становятся больше.
В свободное время молодой человек создает сайты — некоторые уже удалось продать. Кроме того, он увлекается футболом, сноубордом, а этим летом впервые встал на вейкборд.
Евгений Кадиленко, 24 года, Институт химической кинетики и горения
Евгений — сотрудник лаборатории механизмов реакций ИХКГ СО РАН и лаборатории структуры и функциональных свойств молекулярных систем НГУ, занимается вычислительной химией. Объекты его исследований открыты всего 30 лет назад и пока не имеют практического применения.
— Я использую заранее написанный другим людьми софт для того, чтобы высчитывать свойства каких-то соединений. Вот, например, сейчас в вашем телефоне в качестве носителя информации используется кремний. Кремний хранит свою информацию такими большими кусками внутри кристалла — они называются доменами, это довольно большие по размеру объекты. Есть альтернативная идея, как можно хранить информацию. Её можно хранить не на кристаллах, а на молекулах. То есть мы занимаемся мономолекулярными магнитами, гипотетически, они позволят раз в 300 увеличить площадь информации. Никаких разработок, прототипов пока нет, даже далеко. Возможно, это никогда не получится сделать, — объясняет Евгений.
Сейчас он вместе с коллегами изучает в лаборатории соединения, которые в перспективе могли бы стать мономолекулярными магнитами, хранящими информацию.
— Наши коллеги-синтетики получают какое-то своё новое вещество, которое могло бы быть удачным мономолекулярным магнитом, но оно им не является. Мы его исследуем нашими методами, публикуем статью, смотрим, что получилось. Это всё нужно для того, чтобы при исследовании неудачных моделей мы могли бы направить синтез в нужную сторону. Синтетики, слушая наши драгоценные подсказки, смогли бы синтезировать что-то ценное, — рассказывает учёный.
Евгению хотелось бы побывать на иностранной стажировке, но уезжать навсегда он не собирается — молодого человека тревожит, что ему будет сложно выучить новый язык так же хорошо, как русский. Работать в России ему нравится, он доволен зарплатой и условиями в лаборатории.
Евгений живет в аспирантском общежитии, в свободное время любит читать:
— Увлекаюсь литературой, люблю книги, как художественные, так и нехудожественные. Например, сейчас читаю «После метода» — её написал в начале нулевых Джон Ло. Это такая странная постмодернистская книжка о том, как нам нужно реформировать научный метод. Книга довольна сложная, но увлекательная. Кино смотрю редко, сложно себя усадить на 2 часа.
Что ещё почитать про ученых?
Пандемия коронавируса изменила рабочую повестку учёных — недавно учёные Института цитологии и генетики СО РАН рассказали о своих новых разработках, направленных на борьбу с новой инфекцией. Ускорилась работа над противовирусным препаратом, который ещё до пандемии проходил доклинические исследования. Также учёные обнаружили, что в лечении ковида эффективен препарат, который использовался в ревматологии. Для тестирования новых вакцин и препаратов нужны лабораторные мыши, восприимчивые к ковиду. Корреспонденты НГС побывали в Институте цитологии и генетики и узнали о новых разработках новосибирских учёных.