Четвертая волна коронавируса в Новосибирской области упорно не хочет заканчиваться. Число заболевших давно преодолело границу в 400 человек в сутки. Очень много пациентов оказывается в реанимации. Что происходит за этими закрытыми дверями, куда вход разрешен даже не всем врачам? 37-летняя Вероника Белоусова оказалась в реанимации с тотальным поражением легких, но оставалась в сознании. Она решилась рассказать, что происходит там, где за тебя дышит аппарат. Далее — от первого лица.
Первые симптомы я почувствовала 14 июля: слабость небольшая, суставы будто крутит, потом пропало обоняние и вкусы. Вирус развивался стремительно. На пятый день я сделала КТ, которая показала поражение легких 48%, и поехала в больницу. Через пару дней поражение было тотальным, вирус просто сжирал меня изнутри, хотя он это делал очень ласково, я не догадывалась о тяжести своего состояния.
Врачи сообщили, что необходимо меня поместить в реанимацию. На 90% кислорода в реанимации я провела 18 (насколько я помню) суток, в больнице я провела ровно месяц. Надо отдать должное врачам и оснащению первой инфекционной больницы на Шамшиных. Это бойцы! Всё четко и слаженно, отношение внимательное, лекарства все в наличии!
Насколько я помню, я всё время была в сознании… Только когда я вышла из реанимации, то узнала, что одно легкое было поражено тотально на 100%, а второе — на 98%. Чтобы выжить с такими поражениями, должно было случиться чудо… Только потом я поняла, насколько на грани я была… Мне страшно представить, что чувствовали мои родные, когда каждый день звонили утром, днем и вечером и слышали, что я в критически тяжелом состоянии на протяжении 10 дней. Я так сильно хотела жить!!! Я не могла их подвести. «Я всегда веселая, позитивная, я всегда всем хочу помочь, я не должна умереть от этой болезни, — думала я. — Надо бороться».
А как бороться, когда ты не знаешь, что делать, чтобы улучшить положение?
Постоянный методичный писк аппаратов каждые 15 секунд днем и ночью дико действовал на нервы, вокруг лежат неподвижно люди, кто-то интубирован, кто-то — в маске, которая крепится к голове чуть ли не на болты, потому что это — твоя жизнь, снимешь — умрешь. И абсолютная всепоглощающая беспомощность…
Невозможно даже попить без врача, я уже не говорю обо всём остальном. Утром, когда много различных процедур: капельницы, уколы, врачи, перестилание постелей — находиться там еще терпимо. Но есть там такое время… Я назвала его «часы уныния», что-то типа сончаса, когда не делаются процедуры, не мелькают в большом количестве врачи. Ты остаешься со своими мыслями, ты остаешься наедине со своим личным аппаратом и начинаешь гипнотизировать цифры сатурации на мониторе, потому что от них зависит твоя жизнь. Вот тогда очень страшно и легко сломаться. Усталость от процедур, неизвестности, отсутствия прогнозов (так как многое зависит не только от лекарств, но еще и от вашего организма и желания жить), а желание элементарно почистить зубы и помыть голову превращается в навязчивую идею.
Отсутствие телефона и средств коммуникации еще больше усугубляет тяжесть обстановки. Хочу обратиться ко всем: не поддавайтесь панике, не расходуйте ресурс на негатив! Медитируйте, молитесь! Мне помогали добрые записки моих родных, которые мне приносили. Для меня это была ниточка общения с ними, каждое слово, написанное там, для меня так много значило. Каждая передача, даже если это просто влажные салфетки — это общение с ними. Это придавало сил! Мне так хотелось жить… ради них, ради себя, ради дочери. Я знала, что они в меня верят, и не могу подвести их, что я должна выкарабкаться, что я еще столько всего не успела сделать. Когда я лежала, старалась подбодрить других больных. Когда кормили дедушку, который отказывался кушать, то уговаривала его и видела, что он меня слышит и открывает рот, значит всё не зря! Хотя разговаривать было совсем нельзя — сатурация падает. Я старалась не шевелиться лишний раз, чтобы ее не сбивать. Часов на пять замирала в каждой позе — на спине и полубоком.
Просила книгу, хотела, чтобы мой мозг работал, и читала по полстраницы в час поначалу. Это меня отвлекало, мне становилось легче. А многие вокруг меня опускали руки, сдавались. Это было видно, слышно и понятно. А потом — ширма, шелест пакета...
Мой совет всем: не затягивайте с обращением к врачу. Боритесь за свою жизнь, сохраняйте настрой, принимайте процедуры с благодарностью, помогайте врачам вас лечить, а лекарствам — действовать во благо! После реанимации мне пришлось заново учиться сидеть, ходить, кушать самой и так далее. Прохожу реабилитацию. У меня дико лезут волосы, а тон корней стал светлее, иногда путаются мысли, но я так счастлива, что я жива. Это всё кажется такими мелочами… Спасибо врачам и моим близким и родным за помощь и поддержку!
Согласны с автором?