Самый страшный Диснейленд (фоторепортаж)

«У нас есть, можно сказать, группы постоянных посетителей, которые не успокаиваются, — бывает, [один и тот же ребенок] под машину попадает, и с 7-го этажа падает, и с ожогами потом приходит. Многие даже гордятся и, заходя, сообщают: "А мы у вас уже были!"», — улыбается главный врач городской детской больницы скорой помощи Ростислав Заблоцкий, облокотившись о гигантскую рыбу на стене. В кабинете компьютерной томографии, сердце больницы, врачи ставят иной раз не самые утешительные диагнозы, — но ложиться в аппарат не страшно, потому что он сделан в форме большого спасательного круга.

В мартовский будний день в коридорах больницы сравнительно тихо — вся жизнь кипит в травмпункте, где принимают «легких» пациентов со ссадинами, ушибами, небольшими переломами и укусами домашних хомячков. Нескончаемый детский плач в маленькой комнате травматологов сводит с ума — кажется, к нему невозможно привыкнуть. Но врачи невозмутимы — им нельзя бояться, особенно в присутствии детей.

«Тут в принципе становишься параноиком. Видишь, например, детей знакомых — он побежал играть, и ты автоматически просчитываешь возможные травмы, за ним бежишь», — смеется один из трех большеруких травматологов больницы, обладатель шапочки с зелеными человечками. Другой, серьезный молодой мужчина в костюме с принтом из цветных динозавров, добавляет — иногда дети получают травмы совершенно фантастическим способом: скатываются с кровати, выскальзывают из рук родителей и даже необъяснимо падают с телевизора.

Но самыми невероятными они считают истории, когда ребенок умудрился не получить ни царапины, хотя по логике мог или погибнуть, или приехать в больницу с жуткими травмами и переломами. «Был такой случай, что ребенок упал с 7-го этажа без каких-либо переломов — ему не больше пяти лет было на тот момент. Вот это фантастика», — вспоминают травматологи.

Больница в 1979 году поселилась в здании на Красном проспекте, 3 — памятнике архитектуры, построенном в 1912-м. По словам Заблоцкого, самим было бы проще сделать мелкий ремонт, но из-за статуса здания практически каждое движение нужно согласовывать с областными властями. Несмотря на все эти сложности, внутри больница выглядит хотя и не ново, но прилично, — только мест для всех обеспокоенных родителей, желающих разделить с больным ребенком койку, может не хватить.

Девочки и мальчики лежат отдельно, а вот возраст пациентов в одной палате может быть самым разным — так что в одном помещении подростки в наушниках листают ленты соцсетей, пока шестилетки устраивают кукольные спектакли или виртуозно и с грохотом разбивают машины в Need for Speed на маминых ноутбуках. Если не обращать внимания на забинтованные ноги и руки — вполне себе школьный коридор во время перемены.

«У Сони компрессионный перелом позвоночника — она спрыгнула со шведской стенки на маты дома. Она никогда этого не делала — я ей запрещала. А тут в гости мальчик пришел — она решила, видимо, покрасоваться», — рассказала одна из уставших мам, Анастасия. «Понимаете, большинство детских занятий могут привести к травматизму — мы вот на коньках катаемся два года уже, но, слава Богу, ни разу не упала — она очень осторожно каталась, не разгонялась… Сейчас я уже успокоилась, валерьяночку пью», — пояснила молодая мама.

Те, кто сюда попадают, по всей видимости, обречены философски относиться к детским травмам. Врачи признаются, что почти каждый сотрудник этой больницы приводил сюда своего ребенка.

«Да ничего в детях не поменялось. Они катаются на лыжах, на коньках, на санках, на "плюшках", на качелях. Ребенка невозможно пристегнуть к себе! Даже вот моего сына — сейчас он уже взрослый — толкнули, он упал, сломал позвоночник. У нас у всех практически дети, все они тут лечились. Жалко родителей, жалко детей — дети плачут, родители плачут, нужно успокаивать всех», — признается старшая медсестра с 30-летним стажем Людмила Фалькова.

Главный врач Ростислав Заблоцкий констатирует, что в последнее время стало гораздо больше детей, которые выпали из окна или пострадали в ДТП — в аварии дети попадают чуть ли не каждый день. «Не было такого количества автомобилей — скоростных, доступных. Это сейчас большая проблема. Чуть ли не каждый день у нас травмы [полученные в авариях], бывают травмы и несовместимые с жизнью», — добавляет он.

«По-моему, родители стали меньше внимания уделять детям. (М.М.: Как вы это поняли?) По проглоченным инородным телам, например. Монетам, орехам, батарейкам из китайских игрушек. За школьниками, конечно, недосмотришь, а маленькие дети, до года, за ними же можно приглядывать!» — возмущается заведующая отделением анестезиологии и реанимации Валентина Останина в совином колпаке и с обаятельной лягушкой-стетоскопом на груди. Взрослых она, кажется, любит меньше маленьких пациентов. «Ты ему, конечно, скажешь, что надо смотреть за ребенком, но ты слишком занят самим ребенком. Да и сами родители понимают, что они виноваты. Другое дело, когда приходят пьяными и начинают оскорблять. Недавно пришла женщина и обозвала доктора куском мяса — как это вообще можно вынести? В это время доктор оказывал помощь другому ребенку, с тяжелой травмой», — вспоминает врач.

Останина замечает брошенный на лягушку взгляд и улыбку авторов. «Это мой отвлекающий маневр — не я будто смотрю ребенка, это все лягушка!» — улыбается в ответ врач. Детские врачи, кроме глубоких познаний в медицине, обязаны быть осведомлены о тенденциях в популярной мультипликации, а иногда — уметь говорить голосами героев мультиков. Подслушивающий разговор с врачом Заблоцкий успевает похвастаться: в детской больнице даже препараты для наркоза — с клубничным и яблочным запахом.

В очередной раз ловим ощущение, что оказались в Диснейленде — с поправкой на то, что он в России, а в подсобках хранят не карнавальные костюмы, а таблетки и мешки с гипсом.

Из операционной появляется хирург Михаил Васильевич — погруженный в философские мысли, как Будда: «Через нас [Бог] дает выздоровление, может облегчить страдания. Где-то мы служители Бога на земле. Не подумайте, что я какой-то упертый религиозный фанатик — просто Бог ведь тоже делал людям добро, но он был этими же людьми и распят. Так и мы делаем добро людям, а они нас оскорбляют, унижают и даже бьют», — пожимает плечами он.

На вопрос, как врачи детской больницы годами смотрят на боль и страдания маленьких пациентов и не сходят с ума, многие отвечают — к этому невозможно привыкнуть. «Дети, в отличие от взрослых, не могут симулировать. Если ему плохо, он лежит, а если встал и побежал — конечно, ему легче. Когда я только начинала работать — я думала, что вот он, маленький, как ты ему что-то разрежешь? Но чем больше работаешь — тем больше понимаешь, как вредит жалость. Нужно просто делать свое дело», — размышляет Останина, поправляя шапочку с веселыми совами.

Спрашиваем, как часто родителям пациентов приходится за свои деньги устраивать комфорт в палатах, главврач пожимает плечами: бывает, привозят микроволновки, телевизоры, чайники и кондиционеры в палату. «Никто никогда об этом не будет просить — как правило, мы пытаемся отговорить, сказать, что это не совсем нужно. Если видим искренний настрой, то мы не изолируемся — и готовы принять любую помощь, хоть чайник за 1 тыс. руб., хоть оборудование за 2 млн руб. от банка», — честно признается Заблоцкий.

…Наступает ночь — молчаливая маленькая медсестра заполняет бумаги и подводит итоги суток: сегодня было 132 человека. «Бывает и больше, до 180 доходит!» — пугает троица травматологов. Бумажная работа вызывает общее ворчание: ее так много, что чаще всего пациенты жалуются на якобы невнимательность врачей, которые уткнулись в бланки.

В травмпункте гипсуют каратистку Вику, всеми силами пытающуюся не зареветь. «Полные глаза слез!» — подначивает ее отец. «Я прыгала по ступенькам и сломала ногу — в подъезде прямо», — жалуется девочка. Ближайшие 2 недели тренировки ей не светят.

Вику увозят домой, травмпункт пустеет. К врачам заглядывает седой охранник со сканвордом:

— Как называется начинающий врач? Шесть букв.

— Интерн! — на автомате выдает травматолог, глядя в спину напарнику, уходящему спать в соседнюю комнату. У него есть в лучшем случае час-полтора, пока в приемной снова не раздастся детский плач.