Можно ли жить без мата?

Еще когда мы были студентами, то упрашивали одного из наших преподавателей-филологов прочитать нам лекцию про мат — всем было очень интересно просветиться на этот счет с теоретической, научной стороны. «Я не могу прочитать такую лекцию, ведь надо будет примеры озвучивать!» — отнекивалась преподаватель и так и не согласилась, хотя нашлись даже добровольцы, вызвавшиеся ассистировать и с выражением произносить примеры вслух. Поэтому я никак не могла пропустить лекцию профессора кафедры филологии НГТУ Галины Мандриковой в «Бродячей собаке», тема которой была заявлена в формате дискуссии «Можно ли жить без мата: мнение специалиста».

Профессор Мандрикова, обожаемая и широко известная в гуманитарных студенческих кругах, собирает на эту лекцию полные аудитории. В общем, и на этот раз «Собака» была под завязку забита студентами. Однако при всем моем бесконечном уважении к Галине Михайловне после лекции осталось впечатление, что нас немного обманули, обойдя острые углы. Это однозначно почувствовала и публика, видимо, ожидавшая «мяса», то есть разговора именно про мат, а получившая нравственно-этическую лекцию про инвективную лексику вообще. Можно ли ругаться матом? Зачем мы сквернословим? Все эти функции инвективы по Жельвису, читанному и перечитанному на первых курсах, — пришедшие явно хотели поговорить на более жесткие и радикальные темы, чем про сквернословие в целом.

Профессор, обладающая завидным чувством юмора и ханжеством вовсе не страдающая, рассказала немало тематических анекдотов, перечислила небезынтересные факты из истории бранной лексики, восходящей как к военным действиям, так и к древним языческим культам, связанным с плодородием, призналась в нетерпимости к популярной татаро-монгольской версии происхождения русского мата, но собственно о мате мы так и не поговорили толком. Разумеется, профессору, даже специализирующемуся на обсценной лексике, негоже прямо со сцены ругаться матом, но тогда доску бы установили, что ли, — чтоб хотя бы можно было писать. А то порой мы с соседями по столику в солидарном недоумении переглядывались, пытаясь спешно словообразовать нечто с быстро перечисляемыми префиксами и известным корнем из трех букв. У нас получился «выхухоль», но он точно был ни при чем.

Безусловно, интересно было послушать целые этимологические детективы отдельных бранных выражений. Просветились мы и насчет того, что посылать в женский детородный орган в некоторых культурах сродни проклятью и пожеланию смерти, а посылать на мужской оскорбительно только мужчин, а женщин — так и вовсе нелепо, ибо они там периодически и так бывают. Спор разгорелся нешуточный. Какими-то судьбами на лекцию забрел весьма нетрезвый персонаж, который то и дело перекрикивал лектора, выразительно озвучивал примеры и пытался уличить всех присутствующих в ханжестве, — в воздухе запахло дракой, но вовремя подоспели два ГБРовца и вывели «митингующего» из зала.

Будучи неравнодушной к теме, все же хочу сказать такую незамысловатую вещь, пусть меня кто-то и осудит. Для лингвиста не существует «плохих» или «хороших» лексем, как для врача нет дурных или благопристойных болезней. Но самое важное в том, что у мата как у высокоэкспрессивной лексики просто нет синонимов, нет эвфемизмов. Их не существует в природе. Когда доктор называет желтуху болезнью Боткина, он употребляет абсолютный эвфемизм, но когда Василь Иваныч, падая, проезжает лицом по асфальту и говорит «Б…дь!», он имеет в виду вовсе не продажную женщину и не «Вот незадача!». Дело в том, что у мата по сути нет денотата, нет смыслового наполнения, того самого обозначаемого предмета. У него есть лишь коннотат, эмоциональная, экспрессивная аура. Это не смысловая единица, а сугубо эмоциональная.

Сама тема дискуссии была сформулирована некорректно. Можно ли прожить без мата? Разумеется, можно — никто же не умрет. Но это будет непростая жизнь. После лекции большинство подняли красные карточки, означающие, что они хотят ругаться матом и будут это делать.

Фото Анны Золотовой