В кирпично-красных корпусах на улице Халтурина в советские годы был интернат для детей, оставленных без попечения родителей. Сейчас в здании тоже живут и учатся дети — ученики санаторной школы № 133. Ее директор — оперирующий хирург, вместо парт здесь специальные кушетки для лежания, а в самой школе есть настоящая лаборатория, где учеников обследуют при помощи инновационного компьютерного оптического топографа. Всё для того, чтобы замедлить развитие идиопатического сколиоза — малоизученного заболевания, при котором сложно давать прогнозы. Как работает удивительная, преимущественно женская школа, ради которой семьи меняют прописку и перебираются в Новосибирск, — в репортаже Ксении Лысенко.
«Ложись, пять!»
Притихший школьный дворик в разгар буднего дня пустует, в здании 133-й тоже тихо — идут уроки. Все 285 учеников сидят на занятиях, точнее, лежат, а иногда даже стоят — в этом особенность общеобразовательного учреждения, в котором дети проходят лечение и восстанавливаются после сложных операций на спине.
Учеников этой школы объединяет общая проблема — деформации позвоночника. Как правило, это идиопатический сколиоз, то есть устойчивая деформация позвоночного столба по неизвестным причинам. Есть еще дети с различными кифозами (выраженная сутулость. — Прим. ред.), врожденными искривлениями позвоночника, травмами, которые требуют реабилитации, и болезнью Шейермана-Мау, когда каждый позвонок располагается чуть-чуть ниже, из-за чего туловище выглядит укороченным. Но чаще всё-таки встречается идиопатический сколиоз — с таким диагнозом тут примерно три четверти детей.
Об этом нам рассказывает директор школы Альберт Ханаев. В необычной школе директор тоже необычный — несколько лет назад он возглавил учреждение, оставив должность оперирующего хирурга в НИИТО, где работал с детьми и подростками. Говорит, что школу нужно было вытаскивать из кризиса, поэтому институт травматологии и ортопедии имени Цивьяна — давний партнер 133-й — и предложил его кандидатуру. Теперь хоть Альберт Ханаев не оперирует, но лечением всё же занимается — правда, консервативным.
— Обычно же как говорят: «Садись, пять!», а у нас: «Ложись, пять!», — улыбается он и открывает дверь в один из кабинетов, где проходит урок у седьмого класса.
У окна — ряд из четырех парт, за которыми сидят школьники, по центру — восемь парт-кушеток в два ряда. Как объясняет Альберт Леонидович, ребята за партами-кушетками имеют показания к тому, чтобы учиться именно так, для них даже выбираются специальные рабочие позы, в которых им проще заниматься на уроках. Затем, когда ситуация с их здоровьем улучшается, они могут сесть за обычные парты. Сейчас в школе из 285 детей примерно 180 учатся лежа.
В «началке» похожие кабинеты: есть столы-парты, есть парты-кушетки, а есть специально сконструированные высокие столы. За такими невозможно сидеть, только стоять — их используют для детей, носящих корсеты.
— Это заболевание очень сложное, не раскрыты еще до конца причины. Механизм формирования понятен, но причины, почему заболевание возникает, до сих пор непонятны. Неизлеченные формы идиопатического сколиоза и приводят часто к нарушению трудоспособности во взрослом возрасте, к инвалидности, плюс идет обезображивание туловища. Вот поэтому в 1964 году в Советском Союзе было принято такое интересное решение на стыке образования и здравоохранения — организовать 50 опорных школ-интернатов, где можно одновременно проживать, учиться и лечиться без отрыва от повседневной жизни, — рассказывает директор школы.
Лечебный сончас, специальное расписание и стульчики с низкой спинкой
Сейчас в России таких школ 12, все они держат друг с другом связь. Кроме Новосибирска, в Сибири детей с искривлениями позвоночника обучают и лечат в Иркутске, Кемерово и Красноярске. А вот на Дальнем Востоке подобных учреждений нет, поэтому, как говорит он, чтобы попасть в уникальную школу, некоторые семьи меняют место проживания:
— С Дальнего Востока приезжают, с Сахалина, с Камчатки, с Владивостока. Селятся рядом с нашей школой, прописку делают.
Правда, попасть сюда удается не всем — некоторым приходится отказывать. Например, тем, у кого есть нарушение осанки. Ее, по словам Альберта Леонидовича, можно скорректировать за счет физкультурно-оздоровительного комплекса.
Для поступления в 133-ю школу есть даже списки ожидания, но они, по словам Альберта Леонидовича, «очень подвижные». Как правило, поступившему в школу-интернат ученику сразу прописывают время нахождения, а затем ребенка регулярно обследуют, чтобы понять, нуждается ли он в продлении периода пребывания в этом учреждении.
— У нас работает в летний период комиссия по набору детей — с 1 по 11 класс. Мы начинаем лечение детей от второй степени сколиоза — это то, что уже выражено. Когда у нас всё-таки нет места для ребенка, формируются списки ожидания. Это примерно по два, по три человека в классе. У нас бывает, что в течение года места освобождаются. Допустим, если это семьи судей или военных переезжают из города в город. Совсем недавно была история: очень высокопоставленный сотрудник «Сбербанка», у которого ребенок со сколиозом второй степени, получил назначение в Москву. Перед этим переездом он был очень озабочен, чтобы в Москве попасть в точно такую же школу, и мы это устроили. Родители, девочка очень хорошие, хорошо учится, но вторая степень сколиоза, ее нужно наблюдать, ее нужно лечить, поддерживать контакт, ей нужны особые условия, — вздыхает директор.
Условия в санаторной школе действительно особые. Дети здесь живут и учатся: у младшеклассников пятидневка, школьники постарше учатся и в субботу. В выходные они могут съездить домой, но при определенных условиях: с соблюдением режима и выполнением комплекса упражнений.
— Соотношение: 100 человек сотрудников и 285 обучающихся. Почти что на 2–2,5 ребенка приходится по одному сотруднику. В других школах не так. Вот из 100 человек сотрудников у нас 15 человек — это медицинские работники: врачи, медицинские сестры. Помимо этого, есть еще смежные специальности, которые между педагогикой и медициной, — это инструкторы лечебной физкультуры. Их четверо, и они занимаются каждый день с каждым ребенком лечебной физкультурой, — объясняет Альберт Леонидович, пока ведет нас в столовую.
Здесь для детей сконструированы специальные столы и стулья с низкой спинкой для того, чтобы те сидели ровно и держали осанку. И столы в столовой, и парты-кушетки в учебных кабинетах были разработаны по задумке директора школы.
— В 14:00 у нас заканчивается обучение. Дети идут обедать. Если есть время, небольшая прогулка на территории, а потом начинается сончас. Это тоже элемент лечения. Когда ребенок со скомпрометированным позвоночником ложится на какое-то время на ортопедический матрас в свою кровать и тем самым разгружает позвоночник, это дает ему возможность отдохнуть. То есть в этот самый момент гравитационные силы не влияют на деформацию позвоночника. Заканчивается сончас, у детей есть немножко свободного времени. Самоподготовка с 17:00 до 20:00, потом ужин и вечерняя прогулка. У нас настолько насыщенный режим дня, что каждый ребенок наедине сам с собой остается на минут 20 от силы, — отмечает он.
Кому из детей не помогает лечение в школе
В остальном же, как подчеркивает директор, 133-я школа ничем не отличается от обычной — те же уроки, те же нагрузки, те же экзамены. Правда, иногда школьникам всё же идут на уступки — разрешают остаться в спальном корпусе при болях в спине. А детям, перенесшим операции на позвоночнике, вообще разрабатывают специальное расписание, чтобы те могли как можно скорее восстановиться.
Несмотря на то, что школа предлагает консервативное лечение, случаи, когда ученикам показаны хирургические операции, тоже бывают. Иногда это запущенные сколиозы, а иногда виновата сама природа заболевания. Сколиоз может никак не проявлять себя в течение долгого периода, а затем на обследовании показать плохую динамику. Альберт Леонидович приводит цифры: искривление позвоночника до 45 градусов — это вторая степень сколиоза, 45–50 градусов — уже третья, и это показание к проведению хирургического вмешательства. Всё, что свыше 50 градусов — четвертая степень сколиоза, и без операции тут никак не обойтись. Заболевание может быстро прогрессировать, и задача школы, как объясняет он, не допустить тех самых 45 градусов.
Если же всё-таки заболевание не поддается консервативному лечению, в дело вступает профессор Михаил Михайловский — доктор наук, главный научный сотрудник отдела детской и подростковой вертебрологии НИИТО. Именно он курирует детей из санаторной школы и каждые полгода обследует школьников, уже направленных на операцию, а также тех, кому эта операция может понадобиться в ближайшем времени.
— Сколиоз у каждого течет по-своему. Это может быть быстрое прогрессирование, а может быть, медленное, то есть дойдет до какой-то величины и остановится. Прогностических тестов нет. Мы не знаем, как поведет себя та или иная деформация. Пока не сформировался опорно-двигательный аппарат, всегда возможны какие-то изменения. Поэтому я и приезжаю туда — мне подбирают больных, течение которых становится опасным. И я решаю с местными докторами, подлежит ли больной операции или нет. Естественно, в этом участвуют родители и сам пациент. Осматриваю я группу из 15–20 человек, ну, а на операцию… Я статистику не веду, но это примерно 3–5 человек, — отмечает профессор.
Вот еще одна загадка заболевания — страдают им преимущественно девочки в возрасте от 11 до 16 лет. Есть редкие случаи, когда деформация прогрессирует по чуть-чуть всю жизнь, особенно если ее не лечить.
— Почему девочки? Это один из тех вопросов, на которые нет ответа. Почему девочки, почему чаще всего в грудном отделе [деформация] — неизвестно. Если бы мы знали причину, то мы бы смогли ответить и на эти вопросы, но мы не знаем причину, — рассуждает Михаил Михайловский.
Одно известно точно, и это он подчеркивает, пресловутого школьного сколиоза, которым пугают родители и учителя, не существует: сидение за партой и сколиоз никак не связаны.
Он вспоминает, что в его практике было несколько жутких случаев — искривление позвоночника достигало 140–150 градусов:
— Мы же первыми в России начали применять современные западные методики. Средняя величина деформации наших больных составляла больше 80 градусов — это очень много. Сейчас гораздо меньше, мы тяжелые случаи почистили и сейчас оперируем больных с более легкими деформациями, которые легче исправлять. Но первые годы было очень тяжело, были кошмарные ситуации. Очень тяжело было лечить. Что-то удается исправить, но не полностью.
Как в 90-е годы в стенах школы зародился уникальный метод обследования
В санаторной школе № 133 таких величин не допускают: чтобы вовремя среагировать на ухудшение состояния здоровья ребенка и отследить усилившееся искривление позвоночника, применяют метод компьютерной оптической топографии. Он, как объясняет Альберт Леонидович, абсолютно безвреден и позволяет без рентгена еще на раннем этапе выявить любые деформации позвоночника.
— Каждая такая школа, как наша, является клинической базой для проведения научно-практических исследований. В 1996 году на базе нашей школы был разработан метод компьютерной оптической топографии. Это такой безболезненный, не вредный, в отличие от рентгеновского метода обследования, способ обследования формы туловища. Это, можно сказать, прорыв в отечественной вертебрологии. То есть у нас появился очень хороший инструмент в консервативном лечении, наблюдении, профилактике деформации позвоночника. И хорошо, что мы уже более 25 лет владеем таким инструментом, — объясняет директор школы.
Место, где проводится обследование, напоминает типичный кабинет рентгена. Правда, громоздкого оборудования тут нет — стоит обычный компьютер, ширма, платформа, на которую становятся пациенты, и светодиодный проектор.
Сейчас в кабинете многолюдно — показать разработку пришли ее автор, кандидат технических наук Владимир Сарнадский и кандидат медицинских наук, врач-ортопед Ирина Трегубова, которая заведует ортопедическим отделением в школе.
— Рентген — это то, на чем весь мир стоит. Золотой стандарт ортопедии. Но всё бы это было хорошо, но это не безвредно для растущего организма, — рассказывает Владимир Николаевич.
— Так не только не безвредно, а это в плоскости в одной (имеется в виду рентген-снимок. — Прим. ред.), — добавляет Ирина Леонидовна.
— Ну вот, и ортопеды на этом завязаны, зашорены: «Дайте нам рентген, чтобы сказать, что у нашего пациента». Мы же разработали альтернативную методику, совершенно безвредную, и скоро будет 30 лет, как впервые она была апробирована именно в стенах этой школы. И здесь такое отступление — случай играет значимую роль в жизни зачастую. И у нас такой случай как раз и произошел.
Он вспоминает, как в 90-х годах работал на оборонном предприятии, где в разгар кризиса перестали платить зарплату:
— Это был кошмар. Стали мы искать, куда бы приложить наши ноу-хау. И, значит, изготовили мы разные буклеты, в том числе буклет по оценке состояния спины. Моя жена понесла копировать в «Сибсельмаш», в лабораторию соответствующую. И там женщина увидела, говорит: «А это что такое? Это сколиоз? У меня внучка в 133-й школе лечится, можно я возьму?» Взяла буклет, и потом к нам приезжают с представителями НИИТО. Говорят: «А это вы? Это вы сможете сделать?» Вот мы показываем, что можем. И с этого всё началось и закрутилось.
Спустя пару месяцев после этого экспериментальным образцом аппарата смогли обследовать всех учеников школы. Затем появился аппарат первого поколения, сейчас же в 133-й работает аппарат третьего поколения.
Владимир Николаевич подводит одного из школьников к ширме, ставит спиной к проектору, садится за компьютер и через несколько секунд на экране появляется 3D-модель туловища.
— Видите, мы безвредно смогли получить информацию, которая сопоставима с рентгеном. И тем самым нет необходимости посылать на рентген большое количество детей. А этим грешат. Мы доказываем своей работой, что рентген нужен там, где уже сколиоз проявил себя достаточно, для того, чтобы требовать консервативного лечения. Вот тогда надо делать рентген, чтобы уже лечение было с учетом морфологии позвоночника, — объясняет Владимир Николаевич.
— Короче, мониторинг объективный. Раньше, когда этого не было, мы смотрели глазами. Вот я смотрю, измеряю сантиметром. Вот я увидела так, другой доктор так увидел, а здесь уже объективно всё, — уточняет Ирина Леонидовна.
Автор разработки рассказывает, что с 2010 по 2017 годы в Новосибирске даже существовала программа в рамках ОМС, по которой обследовали всех школьников города. Программа была бесплатной и, как отмечает Владимир Николаевич, позволяла провести объемный мониторинг, чтобы выявить тех, у кого сколиоз находится на ранней стадии:
— А потом, к сожалению, ее закрыли, перестали платить. ОМС отказалась. Причем мотивировка такая, что ОМС — это оплата услуг больным с установленным МКБ (это диагноз, входящий в перечень международной классификации болезней. — Прим. ред.). А у вас, говорят, ведь в основном здоровые?
— А у нас ведь скрининг, — с горечью добавляет Ирина Леонидовна. — А это программа очень сильно помогала. Но что ж… На детей денег жалко.
В начале этого учебного года мы побывали в самой большой школе, которая открылась несколько лет назад на Плющихе. Взгляните, как выглядят переполненные классы (есть даже 1 «Р»).