Могила неизвестного водителя: что такое кенотафы и зачем их ставят на обочинах

Практически на любой трассе под Новосибирском можно увидеть на обочине несколько десятков памятников погибшим в ДТП. Мраморные плиты, кресты, венки на деревьях... Всё это кенотафы — так называют пустые могилы, в которых никто не похоронен. Корреспондент НГС нашла родственников погибших в трёх ДТП, после которых у дорог появились заметные издалека кенотафы, — и попросила их рассказать о самой аварии, жизни после неё и о том, почему им было важно сделать ненастоящую могилу на месте аварии.

Официальной статистики нет, но почти на каждой городской трассе на 100 километров приходится примерно с десяток памятников. Совсем нет кенотафов только на новой трассе на Кемерово и на Северном объезде, где находится четвёртый мост. В черте Новосибирска можно увидеть только искусственные цветы или венки на столбах и деревьях. По словам родственников погибших, кенотафы в черте города муниципальные службы убирают почти сразу; к «могилкам» на загородных трассах относятся терпимей.

Полноценные мемориалы можно увидеть на Бердском шоссе. На трассе в сторону Верх-Тулы попадается несколько памятников на обочине и классических венков с выцветшими лентами, заброшенных в поле, вдалеке от дороги. Больше всего кенотафов корреспондент НГС заметила на старой дороге на Мошково — почерневшие от старости кресты, погнутые железные оградки и мемориалы с выгоревшими надписями, на которых уже невозможно разобрать имена погибших. Тут же — белый мраморный памятник, на котором с трудом читается: «Памяти погибшим в автокатастрофе». Корреспонденту НГС удалось узнать историю трёх памятников в Новосибирской области.

Кенотаф между посёлком 8 Марта и посёлком Верх-Тула. Установлен в 2001 году

Инна Зыгарьвыжила в аварии, в которой погибли её 33-летний муж Евгений Зыгарь, её 23-летний брат Валерий Бондаренко вместе с 23-летней женой Еленой Бондаренко и друзья семьи Оксана и Вячеслав Шлыковы, они были ровесниками Бондаренко.

Все были приличные, с высшим образованием, целеустремлённые, семейные. Мы оставили детей родителям. Решили отдохнуть, поехали на море, в Боровое.

Навстречу нам вылетел пьяный наркоман. Машина была не его, прав у него не было. За рулём был мой брат, я сидела на первом сиденье рядом с ним, остальные сзади сидели.

Мужчина, который совершил ДТП, сбежал с места ДТП. Суд ему восемь лет общего режима дал. И то хотели дать условно, но у него было две судимости непогашенных. Его долго искали.

У нас не было шансов вообще. Влево бы, вправо бы брат повернул. Но Валера успел среагировать. Если бы он не среагировал, я бы живая не осталась.

Я помню впереди идущую грузовую машину. Я видела только кузов этой машины, она шла впереди нас. Потом резкий удар, брат махнул рукой.... Я сознание потеряла, больше ничего не помню.

Очнулась, не сразу поняла, что они все насмерть. Сноха вылетела из машины в кювет, я её первой увидела. Лена, жена брата. Машина сгорела, я успела выбежать. Народу было много, это был выходной день, все ехали на море, было очень жарко. Но ко мне никто не подходил. Огонь съел у меня волосы и часть лица.

Вспыхнула машина у меня на глазах. Я думала, что они все вышли из машины точно так же, как и я.

Меня в скорую посадили и увезли в больницу. Там зашили. Я была вся в кровище, разорванная и разодранная. Состояние было очень тяжёлое. В психологическом и физическом плане.

Осознания не было того, что их уже нет. Это не сразу доходит. Вот недавно ехали, разговаривали. Я к мужу повернулась, мы взглядом встретились. Как последний раз посмотрели друг на друга. Я только отвернулась, и удар.

Только через полгода поняла, что их всех реально нет. Мне казалось, что они где-то в больнице, что они не помнят или в себя ещё не пришли. Я не могла поверить в то, что их нет. Только человек с тобой разговаривал, и его нет.

Это вся семья наша. У брата остался сын, ему три года было. У меня осталась дочь, ей два с половиной года было. Естественно, племянник спрашивал: «Где папа, где мама?». Это было ужасно.

Это состояние невозможно описать. Пришли домой — и пустой дом. Только все смеялись, разговаривали. И вдруг раз — и никого. Осталась я, двое детей и мама с папой. Больше у нас здесь никого нет. Как это осознать?

Мы их ещё перезахоранивали, потому что похоронили неправильно. Моего мужа перепутали со Славой и похоронили с Оксаной. У меня сразу было ощущение. Как только гробы привезли, я только руки положила, была уверена на сто процентов, что это не мой муж. Мне никто не верил. Экспертиза подтвердила.

Когда мы открыли гроб, я была уверена, что мужа там нет. Что могила пустая. Что он живой остался, что он так же, как и я, вылетел из машины. Придёт время, и он вернётся домой. Года три я жила с этим ощущением. Что они ушли куда-то и скоро вернутся. Осознать, что их нет, было нереально.

Мы установили очень красивый памятник. Из хорошего железа, в виде пламени красивого. Сделали по заказу. Но его оторвали на металлолом. Остался постамент и таблички. Мы его даже не сфотографировали. Мы там садили деревья — ёлочки и яблони. Было красиво. Тропинку выстригали. Но кому-то нужны были саженцы, видимо. У людей нет ничего святого. И что можно с этим сделать? А ничего не сделаешь.

Я не сторонник памятников на месте ДТП. Брат мой Валера тоже был всегда против, ему это не нравилось. Говорил, что едешь по трассе и это как кладбище. Но на тот момент нам так хотелось. И это не объяснить. Это чувство, зачем нужны эти могилы, можно понять только тем, кто вот так, как я, потеряет всех близких.

Вроде говорят, что памятники надо делать на таких местах потому, что там душа покинула место физическое. Славина мама, и я с ней тоже в чём-то согласна, говорила, что почему я должна ходить кланяться этому месту, если на этом месте мой сын расстался с жизнью?

Делать из трассы кладбище тоже нехорошо. Но нам тогда захотелось, мы съездили. Славина мама вот так отреагировала, их семья туда не ходит. Мне, конечно, тоже там тяжело. Ты встаёшь, и перед глазами опять это всё всплывает молниеносно, как в фильме. Всплывают мелочи, даже где какие вещи были разбросаны.

Раньше мы туда часто ездили. У нас друзья в Крупском живут. И все друзья, что мимо едут, кладут туда цветы. На годовщину обязательно туда едем, кладём цветочки и только потом едем на кладбище.

Жизнь вся пошла наперекосяк. У нас были цели, в планах было дом большой построить, чтобы жить всей семьёй, машину хотели вторую покупать. И вдруг раз — это всё оборвалось. А жить надо было дальше. Детей воспитывать, чтобы они не чувствовали, особенно Илюша, что у него родителей нет. Веселили их, играли, плясали — надо было, чтобы они не понимали, чтобы психику их не повредить своим горем. Сейчас им уже по двадцать лет. Я замуж не вышла, живу одна. С дочерью живём вдвоём. Потому что муж был у меня очень хороший. Второго такого нет, а других и не надо.

Кенотаф между между Нижней Ельцовкой и Академгородком. Установлен в 1998 году

Сергей Ерюков, сын Игоря Ерюкова:

Мне сейчас двадцать три, вот двадцать лет скоро будет, как отец погиб. Мне три года было, он вместе с другом ехал с пляжа. Отец пассажиром сидел, их подвозил кто-то. Какой-то наркоман на встречку выехал. Я толком и не знаю подробностей ДТП.

Памятник мама установила. Лично я считаю, что такие могилы нужны. Хотя знаю, что многие против, чтобы такие могилки вдоль дорог стояли. Ну тут, знаете... Я бы предложил, чтобы у тех, кто против, кого-то из их семьи убить и потом задать такой же вопрос: надо ставить или нет? И потом посмотрим, что бы они ответили. Это всегда в жизни так — пока самих не коснётся, люди безразличны.

Я давно стал на место ДТП ездить. Подкрашивать, мыть. Никто у нас ничего не разрушал. Там только картинка постарела. Я её обновил два года или год назад. А второго, отца друга, не стал делать, потому что не знаю его, не знаю, как его родственников найти. Да и, честно, не особо поисками занимался.

Перед аварией отец только пришёл из армии, водителем работал. У него уже был я и мой младший брат. Брату месяцев десять всего было.

Мама отца часто вспоминает. Ей пришлось двоих детей воспитывать. Страшно представить, как тяжело ей было. Но об этом она особо не рассказывает. Мне кажется, из-за этого ДТП мы все только сильнее стали. Нас с братом это закалило. Я знаю, что отец не пил, не курил. Я также не пью, не курю. Стараюсь быть как он.

Венок на улице Петухова на дереве у места ДТП с мотоциклистом. Появился в июле 2017 года

Наталья Шукшина, мать погибшего байкера Максима Шукшина:

Можно сказать, как я думаю, что там произошло? Машина не уступила дорогу. Мотоцикл, на котором ехал мой сын, ехал по прямой, а машина, которая должна была уступить, перегородила дорогу. И он не сумел ничего предпринять, чтобы избежать этой аварии.

Ехал он к отцу своему в гости на дачу. После работы вышел в восемь часов с работы и ехал. Авария случилась в 20:10. Сыну было всего 24 года.

Его друг ехал на другой стороне по встречке и увидел мотоцикл. Мне позвонила мама этого друга, подруга моя. Конечно, я надеялась на лучшее, но нет. Как в такое можно поверить?

Всегда говорила ему: не надо мотоцикл! Нет, нужен был мотоцикл. У него вообще с самого детства было чутьё. Говорил: «Я на грузовике разобьюсь, у меня уже будет жена и ребёнок». Не было ни жены, ни ребёнка. «Я всё равно разобьюсь на дороге». Такое предчувствие у него было.

Он единственный ребёнок. Не хватает его. Хорошо, и мои друзья, и его друзья поддерживают. Вокруг меня всегда много народу, я не бываю одна. И ребятишки приезжают, уже семьями, даже с детьми. Его друзья меня не покидают, молодцы. Всё время с ними.

Только вчера с ними разговаривали, что надо обновить венок. Растрепало сильно цветочки, но хотим заменить. Я была против [установки кенотафа], если честно. Но ребятишки сказали: «Нам это надо». Я с ними согласилась.

Вообще, я против [кенотафов]. Когда едешь по трассе, не очень приятно смотреть. Задумываешься о плохом. Не о том, что жил человек хороший, разбился и висит венок, а о том, что смерть рядом. Её, естественно, никто не хочет видеть. Поэтому я, естественно, была против. Друзья сказали: «Мы хотим, всё равно повесим венок».

Место для нас это всё равно непростое теперь. Знаете, пока не коснётся, не поймёшь. А вот когда самый близкий человек... Это место теперь, как бы ни было для нас плохим, оно теперь родное.

Когда бываю на этом месте... Слёзы, горе, утрата — а что я ещё могу чувствовать там? Это место — плохое место. Я больше на кладбище бываю. Но и там бываю. Да и проезжаю часто.

Друзья память хотели Максиму. Хотя бы такую.

Дело [водителя встречного автомобиля] ещё в прокуратуре, ждём последнюю экспертизу. Мне важно, чтобы было какое-то наказание. Я не говорю, что его сильно надо наказывать, нет. Но ответственность он должен понести. Не говорю, чтобы даже посадили его, нет.

Максим был добрым, отзывчивым человеком, работящим. Всё умел — и строить, и машины ремонтировать, и веселиться, и поддержать в трудную минуту мог.

Не могу принять его смерть. Даже на могиле не могу. Фотографии смотрю, ребята вот сделали ролик про него. Общаюсь с мальчишками, и уже вроде как с ним. Но смириться не могу. Только вспомню — и слёзы сами текут.

Читайте также:

«Для всех я просто пропала»: жизнь юной красавицы превратилась в кошмар после страшной аварии

Девушка откровенно рассказала о безразличии жениха — виновника ДТП, полной слепоте и мечтах.