В конце июня Верховный суд США отменил вынесенное 49 лет назад постановление, по которому федеральные власти страны гарантировали женщинам право на аборт. Фактически многие штаты теперь могут запрещать делать аборты. Ранее аборты запретили в Польше. Врач-психотерапевт Игорь Лях объяснил, почему подобные решения создают серьезные проблемы и могут привести к инвалидизации женщин или даже к убийству новорожденных. Далее — от первого лица.
Отношение к абортам как к способу решения проблем с контрацепцией, порожденное низкой грамотностью части женщин, — это достаточно актуальный вопрос. Широкий протест против запрета абортов, который сейчас в разных странах происходит, звучит как протест против покушения на право женщины определять, быть этому ребенку или не быть — то есть как протест в общефилософской и социальной плоскости. Но кроме нее существует еще множество сложных граней.
Я очень рад тому, что сейчас все-таки звучит здравый смысл. Например, если беременность угрожает жизни матери, то исключительно в юридическом ключе не ставится вопрос, делать аборт или нет. Женщина имеет возможность участвовать в принятии решения. Вопрос в том, что сейчас происходит конфликт из-за фактической внешней попытки государства и общества делать жизненно определяющие решения за женщину.
Некоторая часть негибкого меньшинства решила, что аборт для всего общества — это однозначно плохо. И общество тем самым осуществляет диктат в отношении тех женщин, которые не могут прервать эту беременность. На что женщины, собственно, и реагируют.
На практике это очень многогранный вопрос, у которого есть и глубокая религиозная составляющая. С ее максимальной точки зрения, аборт, даже на ранних сроках, — это убийство. В части конфессий, где существование души определяется с момента зачатия, естественно, начинают считать аборт нарушением важнейшей заповеди.
Для тех конфессий, где существование души определяется рождением или иным способом, если женщина избавляется от плода в силу каких-то моральных, физических или иных оснований — она имеет на это право. То самое «мое тело — мое дело». Неудивительно, что часть женщин протестует против угрозы лишения этого права.
Кроме того, есть еще и скрываемый криминальный аспект. Некоторое количество детей зачинаются во время изнасилования. Для большинства женщин совершенно очевидно, что воспоминания об изнасиловании навсегда искажают отношение к этому ребенку. Это во многом связано с особенностями структуры характера жертвы насилия, с обстоятельствами, при которых всё это происходило.
Психотравма, связанная с зачатием ребенка, — зачастую очень сложный и остро болезненный процесс. И мать, естественно, хотела бы, чтобы ребенок был рожден от того мужчины, которого она как минимум способна полюбить, которого считает достойным и который может принимать участие в его воспитании.
Интересен и сам момент отцовства. В этой плоскости он как бы тоже скрытый — отношение к отцу ребенка, выражаемое через аборт. Об этом почему-то мало говорят в СМИ, это нечетко артикулируют и сами женщины. Но семейным консультантам давно известно, что часть женщин делают аборт из-за того, что не уверены в отцовстве или, напротив, совершенно уверены в своем нежелании рожать от конкретного отца. Иногда в силу его недобросовестности, иногда вследствие его родства (инцест), иногда из-за однозначной неполноценности, которая может быть выявлена уже после зачатия.
Право отца на участие в этом решении замалчивается. Недаром в некоторых странах, если женщина замужем, для решения об аборте обязательно нужно согласие супруга. Это важная юридическая норма.
Если говорить о последствиях таких жестких законодательных решений как психолог, психотерапевт рискну предположить: если женщинам запрещать аборт, то часть проблем будет решаться инфантицидом — рождением и убийством ребенка так, чтобы никто об этом не знал. Такие случаи есть даже в тех странах, где аборт разрешен. Просто их количество может быть многократно увеличено, и травматичность такого деяния для психики матери будет в разы выше.
Кроме того, мы можем предположить, что увеличится количество разного рода криминальных абортивных мероприятий, как химических, так и инвазивных, и репродуктивному здоровью женщин будет нанесен еще больший вред. То есть фактически закон, который принял Верховный суд США, подталкивает к криминализованным абортам. Сам аборт как процедура будет криминализирован и для матери, и для врача.
Основная идея бунта женщин, как мне кажется, заключается в том, что они против того, чтобы общество в любой форме — государство, медицина, религия — распоряжалось их телами. История этого конфликта довольно долгая, ему уже больше 200 лет. С моей точки зрения, женщины пытаются отстоять свое право на свободу выбора.
Современное общество пережило бэби-культы, когда каждая женщина была обязана в течение жизни пережить беременность, роды и, соответственно, материнство. Ее самореализация состояла в том, чтобы родить и вырастить некоторое количество детей. В традиционных обществах, зачастую, сам статус женщины определялся замужеством и материнством.
В XXI веке общество миновало такое жесткое социальное самоопределение. Люди готовы признавать право женщины не рожать, быть чайлдфри на сознательном уровне. Некоторые делают такой выбор по серьезным медицинским обстоятельствам: например, знают, что высок риск передачи какой-то генетической болезни или опасной инфекции. Или абсолютно отчетливо понимают, что не в состоянии воспитывать ребенка, уделять внимание кому-то, кроме себя.
Для XXI века, особенно на Западе, более характерна Я-центрическая, а не социально-ориентированная или традиционная модель принятия таких решений. То есть если женщина не ощущает, не осознает, что рождение ребенка — это ее свободный выбор, что она сама спланировала свою жизнь, она как будто бы ощущает очень большой потенциальный вред, который ей причиняется самой беременностью и потом последующими действиями: родами, процедурами ухода, изменениями тела.
Мне как психотерапевту часто приходится работать с теми, кто впадает в депрессию беременных и послеродовую. Последствия бывают ужасающими — от инфантицида до расширенных суицидов. И страх осуждения часто не дает этим женщинам обращаться за помощью.
Я с уверенностью могу сказать, опираясь на свою практику, что в некоторых случаях прерывание беременности — наиболее эффективный, безопасный способ выхода из ситуации. Я имею в виду не меркантильную экономичность, а психологическую и социальную вовлеченность самой матери, ребенка и оказывающих ей помощь лиц в последствия этой вынужденной ситуации.
Беременность и роды могут привести в некоторых случаях к буквально инвалидизирующим последствиям по психологическим, медицинским, юридическим или психиатрическим основаниям. Спектр их широкий: для кого-то это «просто нежелательный ребенок», не получающий любви с самого старта жизни, а для кого-то это важные потери, способные нарушить жизнь большого количества людей, семьи, спровоцировать переход на социальное иждивение и виктимизацию. Поэтому мне представляется правильным индивидуальное решение каждого такого вопроса.
Согласны с автором?