Сергей Милютин — к.м.н. генеральный директор ООО «Аптечная сеть «Фармакопейка»
Владимир Хавинсон — известный российский геронтолог, заслуженный деятель науки РФ, член-корреспондент РАН, д.м.н. профессор, директор Санкт- Петербургского института биорегуляции и геронтологии.
Светлана Трофимова — заслуженный врач РФ, д.м.н. профессор, генсекретарь международного совета превентивной, регенеративной и антивозрастной медицины, президент российского общества антивозрастной медицины, директор клиники предиктивной медицины «Древо жизни».
Ученые-геронтологи с мировым именем, эксперты ТВ-программы «О самом главном. Секреты долголетия» на телеканале «Россия 1» Владимир Хавинсон и Светлана Трофимова приехали в Новосибирск на конференцию «Факты про anti-age, о которых вам никто не говорил». Организатор конференции, генеральный директор ООО «Аптечная сеть «Фармакопейка» Сергей Милютин побеседовал с гостями о том, будет ли долголетие доступно только богатым, и что общего у людей, которые живут дольше 90 лет.
Клиника предиктивной медицины «Древо жизни» оказывает услуги по укреплению иммунной системы, нормализации обмена веществ, укреплению сосудов и сердца, защите легких и бронхов, сохранению и улучшению зрения, поддержанию здоровья мужчин и женщин и другие. Качественная диагностика, своевременная профилактика, а также использование передовых инновационных технологий – вот три основные составляющие успешной работы клиники «Древо жизни» в поддержании здоровья и долголетия пациентов.
Сергей Милютин: На мой взгляд, во всех развитых странах здравоохранение окончательно превратилось в сферу услуг. Конвенциональная медицина, действующая по схемам, протоколам и регламентам, лишила человека одного лечащего врача. Узкие специалисты лечат орган, а не болезнь. Они предлагают пациенту то, что умеют делать, а не то, что пациенту действительно нужно. Какое ваше мнение, в чем проблема?
Владимир Хавинсон: В американской системе протоколы терапии являются требованием страховых компаний. Если врач нарушает протокол, то услуги просто не оплачиваются. Моя мама последние годы жила в США. На 98-м году жизни она попала в очень хорошую, дорогую больницу с воспалением легких. Я принес свои препараты и предложил дать их под мою ответственность, тем более там можно применять любые препараты, если хочет пациент. Они говорят: нет, мы будем действовать по протоколу. Что это значит? — Сейчас мы ее привяжем ремнями к койке, чтобы она не дергалась. Я говорю: но у нее же отек легкого! — Не важно, таков протокол. — Она же умрет! — Но она умрет по протоколу!.. И она умерла от воспаления легких. Вот вам пример доведенного до абсурда протоколизма.
Светлана Трофимова: Я немножко добавлю в защиту протокола. Я считаю, что протоколы необходимы, но они должны быть только в экстренной медицине. В тот момент, когда врачу нужно принимать немедленное решение, и если врач эти действия не выполнит, то пациент умрет.
Если же мы говорим о профилактической, предиктивной медицине, о каком-либо клиническом случае, то никто не отменял логического мышления врача.
Владимир Хавинсон: Когда великий врач Сергей Петрович Боткин вел прием, то пока пациент доходил от дверей до кресла, Боткин по его внешнему виду, походке, выражению лица уже почти знал диагноз. Безусловно, закрытый массаж сердца — это протокол, но, когда мы говорим о здоровье вообще, особенно о долголетии, — здесь протоколов пока нет. Сейчас мы подошли к эволюции профилактической медицины, когда трудоспособный период человека можно увеличить, скажем, до 80 лет.
Сергей Милютин: Правильно я понимаю, что такое возможно только в формате персональной медицины?
Владимир Хавинсон: Абсолютно верно! Это персонифицированная медицина. Понятно, она считается более трудоемкой, затратной. Как и в любой области.
Сергей Милютин: То есть долголетие будет стоить очень дорого?
Владимир Хавинсон: Совершенно верно. Это уровень IQ, культуры, гигиены, образования, социальный уровень. Есть разница, живешь ты в маленькой квартирке, где нет воздухообмена, или в доме в парке. Известно, что люди с более высоким уровнем культуры и экономического благосостояния живут дольше. Даже есть такой расчет, что каждая тысяча долларов дохода увеличивает продолжительность жизни человека.
Сергей Милютин: Мы начали сегодня конференцию с перечня факторов здоровья: ментальное здоровье, сон, физическая нагрузка, рациональное питание, фармподдержка. Какой фактор наиболее важен?
Владимир Хавинсон: Вообще, есть такая последовательность: генетика, воспитание, в семье в том числе, образование и профессионализм. То есть уровень культуры в конечном счете. В Петербурге сейчас 3,5 тысячи долгожителей, это люди 90–99 лет. Изучая их, мы убедились, что это люди с устойчивой психикой, независимо от финансового положения. Если человек в гармонии с самим собой и с обществом, то это важнейший фактор.
Сергей Милютин: Насколько мы можем влиять на ментальное здоровье, мотивировать пациента заботиться о себе? Светлана, как часто они включаются и становятся участниками лечебного процесса?
Светлана Трофимова: Все сугубо индивидуально. Человек или хочет быть здоровым, или не хочет. Это не зависит от уровня его финансового благополучия. Могу привести примеры: среди первых лиц стран Ближнего Востока, шейхов, которые, имея достаточно тяжелую форму сахарного диабета, не считают, что питание и физическая активность — необходимый элемент их здоровья. Они считают: я тебе плачу деньги, ты меня лечи. А как я буду вести себя, что я буду есть, это не имеет значения.
Владимир Хавинсон: Вот, например, когда Жорес Алферов получил в 70 лет Нобелевскую премию, сам к нам пришел. Я спрашиваю, что его беспокоит. Да ничего не беспокоит, но у меня огромное количество планов, мне нужно жить, я хочу быть эффективным, энергичным.
Если копнуть глубже, на всех не хватит ценных лекарств. Мы с этим уже столкнулись сегодня. Европа собирала на экологически чистых территориях эпифизы крупного рогатого скота — эндокринные железы животных, из которых мы получаем пептиды, помогающие людям сохранять активность. Один эпифиз весит 0,2 г, и за год в Европе получили 10 кг этой субстанции. Посчитали, что это на 10 тысяч человек. И все! Мы никогда не думали, что столкнемся с ограничением сырьевой базы.
Сергей Милютин: Я читал американскую работу, где сказано: чтобы восполнить дефицит нутриентов, нужно съедать 50 кг современной еды с полок супермаркета. Например, у нас в Обь-Иртышском бассейне в три раза меньше йода и фтора. Что, нужно в три раза больше воды пить? Но ведь это невозможно! Значит, мы обречены принимать биодобавки для всех пластических процессов в организме...
Владимир Хавинсон: Научный руководитель Московского института питания академик Тутельян, в то время когда происходили безосновательные нападки на БАДы, приводил пример: чтобы один элемент получить из продуктов, надо съесть этого продукта 10 кг. Но это нереально. Поэтому нам необходимы БАДы — концентрат этих продуктов. В США рынок БАДов равен рынку лекарств. Но при этом ответственность за производство БАДов очень высока. Я считаю важнейшим упущением, что у нас нет соответствующего контроля.
Сергей Милютин: Давайте поговорим о сне.
Владимир Хавинсон: Сон является базовой составляющей здоровья. В 1978 году в Ленинграде была защищена диссертация по диспансеризации и выявлению рака молочной железы у работниц одного предприятия. На ткацком производстве обнаружили, что женщины, которые работали больше пяти лет в ночную смену, болели раком молочной железы в пять раз чаще, чем те, кто работал днем.
Изучая долгожителей, мы выяснили, что они, как правило, ложились в десять вечера.
Светлана была руководителем диссертации, в которой оценивали долгожителей. Знаете, какой фактор занял первое место? Ритм приема пищи: завтрак, обед, ужин. Даже не курение, не сон, на первое место вышло регулярное поступление питания.
Сергей Милютин: Мы состоим из того, что мы едим.
Владимир Хавинсон: Совершенно верно, мы продукты природы. Поэтому правильно идущие процессы с помощью витаминов, микроэлементов — тысячи реакций в организме. Все диеты — это глупости, их быть не должно. Человек должен есть все. Среди вегетарианцев нет ни одного долгожителя.
Сергей Милютин: Подождите. После Второй мировой войны агротехнические методы сделали углеводы доступной дешевой едой бедняков. Но, как оказалось, запасать энергию из углеводов наш организм эволюционно не приспособлен; человек абсолютно безопасно запасает энергию из жиров. Более того, это выгодно: нужно чуть ли не в два раза меньше сжечь жиров, чтобы получить то же количество килокалорий. Разве кето-диета — не выход из положения? Не альтернатива углеводному типу питания?
Светлана Трофимова: Кето-диета подразумевает употребление только жиров и белков, полностью исключая углеводы. К сожалению, многие «эксперты по кето-диетам» даже не имеют медицинского образования. Так называемые эксперты от не-медицины, а особенно фитнес-тренеры, блогеры, не имея специального образования, разрабатывают свои рекомендации по питанию и образу жизни. Как они это могут делать? На чем они основываются?
Эволюционно не было какой-то отдельной диеты. На самом деле человек всегда недоедал.
Владимир Хавинсон: Был проведен опыт на обезьянах. Одни получали все подряд, а другие получали четко дозированно: 30% углеводов, 30% белки и 30% жиров. За 20 лет эксперимента было сделано множество анализов, и получены железные доказательства, что обезьяны из второй группы жили дольше. Количество опасных заболеваний: диабет, рак — у них снизилось в два раза. Есть можно и нужно все, но в небольших количествах.
Мы провели исследование блокадников, их сейчас в Ленинграде осталось 30 тысяч. Когда мы изучили их генетику, мы поразились — самая лучшая генетика! Мутаций генов гораздо меньше, чем в среднем в популяции. У меня есть коллега, блокадник, который прекрасно перенес ковид в 82 года.
25–30% составляющих долголетия — гены. Остальное — эпигенетика. Это образ жизни в основном. Мы считаем, что каждый человек должен иметь «генетический паспорт».
Сергей Милютин: Вернемся ко сну. Сейчас многие смотрят на мелатонин как на триггер, который запускает целую цепочку превращений вплоть до синтеза половых гормонов. Почему настолько важен сон?
Владимир Хавинсон: Мелатонин — это универсальный триггер огромного количества реакций. Но прежде всего гипофиза. У эндокринологов есть выражение: эпифиз — это тесные ботинки гипофиза. То есть вещества эпифиза, в том числе мелатонин, регулируют функцию всех тропных гормонов. Пептиды эпифиза дают максимальное продление жизни — на 42%.
Сергей Милютин: Правильно я понимаю, что никакой искусственный в таблетках мелатонин не влияет на продолжительность жизни?
Владимир Хавинсон: У нас была работа «Влияние мелатонина на рак молочной железы» в 1973 году в журнале «Вопросы онкологии». Взяли мелатонин, препарат эпифиза и препарат гипоталамуса. 80% — препарат эпифиза, 50% — мелатонин. То есть мелатонин — это очень важная молекула, не имеющая отношения к пептидам. В эпифизе есть и пептиды, и мелатонин.
Светлана Трофимова: Результаты экспериментальных исследований профессора Анисимова показывают, что высокие дозы чужеродного мелатонина начинают по-другому влиять на организм. Если собственный мелатонин подавляет раковые опухоли, то высокие дозы чужеродного могут даже провоцировать.
Я иногда назначаю своим пациентам мелатонин на короткое время под прикрытием пептида эпифиза, потому что это физиологическое вещество, которое восстанавливает собственный мелатонин пациента. Очень часто людям, которые много летают, нужно максимально быстро восстановить свой биоритм, поэтому в данном случае мелатонин можно и нужно применять.
Владимир Хавинсон: До семи дней, не дольше. Иначе выключишь продукцию собственного мелатонина.
Светлана Трофимова: Клиники антивозрастной медицины, особенно в Голливуде, очень любят высокие дозы мужских половых гормонов назначать не только мужчинам, но и женщинам. Некоторые московские врачи-эндокринологи тоже так делают. Да, это повышается активность, но женщина уже не выглядит, как женщина.
Сергей Милютин: Тестостерон — это мышцы! Разве мышцы нам не нужны?
Владимир Хавинсон: Наращивание мышечной массы не нужно человеку для долголетия.
Светлана Трофимова: Тестостерон нужен, но в небольшом количестве и в качество триггера. С возрастом начинается снижение функций различных эндокринных желез, в том числе мужских. Железа пытается работать на пределе, но вырабатывает все равно меньшее количество тестостерона.
Владимир Хавинсон: Я сейчас задумал создать систему, напоминающую таблицу Менделеева: пептид — на какой ген влияет — какой белок регулирует — какую функцию организма регулирует. Имея такую таблицу, врач может видеть, какие функции можно исправить с помощью пептидов, не задевая другие гены. Причем мы за 20 лет использования никогда не видели побочных эффектов от применения пептидных препаратов. Это гениально, это будущее медицины!
Светлана Трофимова: На прошлой неделе мы получили американский патент на новое показание к применению тимогена с целью лечения диабетической стопы. У нас уже есть европейский, российский, австралийский патенты. Выявлено, что этот пептид улучшает оксигенацию тканей, влияя на HIF-фактор, за который вручили Нобелевскую премию в 2019 году. Мы заметили, что у наших пациентов с диабетической ретинопатией быстрее заживают раны. Провели исследование, выявили, что это влияние тималина.
