«Я теперь только понимаю, что такое бездна»

Влад, работает спасателем с 2007 года:

«С малых лет хотел быть каким-то таким полезным для общества. Видел всякие фильмы, сюжеты про спасателей. Потом приехал в город, увидел одного МЧС-ника, полковник шёл по улице. Это уже после армии было, в 2007 году. Говорю: «Товарищ полковник, разрешите обратиться. Так и так». Он говорит: «Прямо по Октябрьской идите». Ну и пошёл туда, постучал в дверь, прошёл короткое собеседование, отправили в спасательный отряд.

С каждым днём было что-то разное, от открытия двери до эвакуации: бабушек, которых поднять надо, поиска трупа, — всё. Параллельно работал в бассейне дайвером — людей обучал. Вообще по гороскопу я водный знак, Скорпион. Стихия — вода. С водой поэтому я очень близок.

Обучался на Байкале почти 40 дней зимой. Подлёдное погружение — опускались на 50 метров практически. Я теперь только понимаю, что такое бездна. Взгляд теряется в этой бездне синей.

Упал — это сленг профессиональный. Опустился, то есть. У нас вообще юмор такой своеобразный — защита ставится, блок на подсознании. Но всё равно, конечно, вспоминаешь. И того, и того, и другого. Кто-то может во сне присниться, не без этого. Но если быть таким мнительным, сентиментальным, то сложно. Достали — достали. С детьми очень печально. Родители приходят, а ты сам в ступоре.

На поверхности мы можем увидеть здесь лежащего мертвого человека. «Ну да», — скажем.

А под водой наше подсознание, инстинкт самосохранения говорит о другом: а вдруг он проснется, возьмёт тебя за руку. И встреча с трупом под водой — это своеобразное ощущение.

Особенно если первая. У меня в первый раз ёкнуло. Потом говорю себе: тихо-тихо.

Вот старший товарищ у нас — он всегда разговаривает мысленно. Нашел: ну всё-всё, тихо, сейчас мы тебя достанем. Потом взял его потихонечку, потащил.

Да, я не купаюсь — только под душем и в бане. (Смеётся.) Как-то накупался уже. Нам и этого хватает — плюхнулся в воду, раз-раз, и всё.

Рыба [под водой] — есть. Раки есть. Но мы же не раков приехали собирать, у нас тут дело, люди не поймут правильно. Скажу вам честно: вот такую видел. (Показывает, смеётся.) На самом деле она вот такая (показывает в два раза меньше) — вода обманывает образ.

Есть такие традиции — у каждого они рождаются. Подходишь к водоёму, ручки помыл: отдай нам его, он тебе не нужен. А бывает, что не отдаёт. Было и по 70 дней лежали — не доставали, не могли найти. Тут дело случая.

Положительные эмоции — обязательно. Песни поём — у нас даже своя рок-группа есть «Поющие водолазы». Пока перепеваем, а так — можно и сочинить, запросто.

Сложно порой объяснить людям (родственникам), что работа закончена, дальше нет смысла, потому что можно нанести травму и себе: глубина, опасный карьер, где-то камень свалится, и всё. Одного ищем — другого калечим.

(Родственникам это сложно объяснить). Да, поэтому при поисках необходимо присутствие полиции. Люди разные — эмоциональные, бывает, в драку лезут.

Традиции есть, конечно. Достали утопленника, есть традиция — съесть мороженку. На смену заступать — берцы мы не чистим. Сдаёшь, почистил, и они стоят. Начистишь — будешь кататься весь день.

С возрастом может развиться ДКБ — декомпрессионная болезнь. Поддерживать нужно себя в физической форме. Есть ограничения по возрасту, как и везде. До 65 — эта шутка сейчас актуальная. (Смеётся.) Водолаз почти 3 тысячи часов должен нанырять, чтобы уйти на заслуженную пенсию.

Был на Телецком. Чистый пресный водоём, но энергетика своеобразная. Скажем так, Телецкое — для мужиков. (Смеётся.) Намного меньше по глубине Байкала, видимость есть. На Байкал приезжаешь — доброта, так легко, хорошо всё. А вот на Телецком — как-то в тонусе, не получается расслабиться. Дух как-то подпирает, и чувство тревоги больше, как будто чего-то ожидаешь».

Евгений, 28 лет:

«28 лет. Женат. Детей не имею. Что ещё рассказать? В водолазной службе аттестован год и два месяца. Погружений в общей сложности, может, 30 было, где-то так.

17 июня под Бугринским мостом я обнаружил и поднял труп мужчины 24 лет. Да, это был первый мой "клиент". На самом деле я думал: будет тяжелее. А прошло как-то всё спокойно. Двигался, темно было, видимость почти нулевая — на расстоянии вытянутой руки. Размахивал руками и ногами, пытался что-то зацепить рукой. Определил конечность, потом на ощупь понял, что это нога. Схватил за неё, дал по связи коллеге, что найден труп. И чтобы он вытаскивал меня. Я и сам шёл на ластах, тащил его, и меня тянули на берег. Жена, конечно, рыдала там.

Хотелось бы, чтобы люди не тонули. Но, как сами видите, желающих уйти на тот свет, особенно по пьяному делу, в каждый сезон всё больше и больше. Так что работы нам хватает.

Интересного в городе на дне ничего не находится. Во всяком случае я ничего не встречал. Мои коллеги находили — серёжки золотые, да больше ничего особенного.

В Турции погружался. Там прогуливаешься среди рифов с рыбками. А в Новосибирске что-то разглядеть не удается особо. Рыба старается от водолаза уходить подальше.

Мы можем посмеяться над чем-то, имеем право на этот юмор. Но при разговоре с близкими потерпевших такое не имеет места быть.

Поначалу после смены я приезжал домой и до обеда мог позволить себе поспать. Сейчас никогда не сплю — какие-то заботы, дела. Привык. Недавно я пошёл в дайвинг-клуб наш получать международное удостоверение, чтобы мог за границей где-то погрузиться в любой точке земного шара. А вообще ситуация вроде стабилизировалась в Египте. Вот, мечта у меня посмотреть на это Красное море.

Есть правило не фотографироваться до погружения. Но постоянно нужен фотоотчёт, поэтому делаем фото. Да нет особых суеверий — поступил приказ погружаться, мы погружаемся. Случиться может всё что угодно. Может оборудование подвести, можно наколоться. Я в прошлый раз под Бугринским мостом чуть не напоролся брюхом на арматуру. Загнул её и продолжил дальше поиски. Может быть, например, на глубине 3–4 метра прекратилась подача воздуха. Это же неприятно как минимум. Но а так — медуз у нас нет, акул нет.

Я сам живу на ОбьГЭС, у нас там есть каменный пляж. И вот волнорез — там ныряем, купаемся. Плывёт парнишка, говорит, что друг за ним тонет. Прыгнул я и ещё два парня. Доплыли и дотранспортировали его до берега. Я и Игорь Барышников не были знакомы, и потом мы встретились в нашей аварийно-спасательной службе. Так что спасателями мы стали раньше, чем устроились в спасательную службу.

Да знаете, я даже не посещаю пляжи в свободное время. У нас база стоит на пляже, и мне вот так вот его хватает. И даже не задумываешься.

Зимой вода холоднее. Мы аттестовывались — ездили группой, погружались в Телецком озере. Вода была 2–3 градуса, как зимой в Новосибирске. Определить, насколько холоднее — не холоднее, не получается. В любом случае на дне холодно, потому что солнце не попадает».

Рашид, 47 лет:

«Я на Сахалине родился, там есть такой порт имени Невельского, был такой мореплаватель. Всегда было интересно заглянуть с открытыми глазами. В детстве это была маска-трубка без ластов. Метра три за ракушками нырял. Дома не питался, вот они, под ногами, под руками — бери и ешь.

Первый раз погрузился ещё в 88-м. Мне было 17, в ДОСААФе организовалась водо-моторная секция. Дали нам снаряжение водолазное. Я тогда взял баллон, так называемые копейки, и пошёл. Через часа полтора пришёл. Все говорят: "Где был?". Я говорю: "Там был". Потом годы, армия, некогда было, женился. А потом жизнь заставила, решил попробовать снова. Сначала учился собирать морскую капусту. Если в морской воде растворена вся таблица Менделеева, морская капуста просто питается этой водой. Сейчас я из неё салат делаю, могу с грибами поджарить, могу суп сварить.

Как в Сибирь занесло? Да… не уважают у нас людей нигде. Я, когда из армии пришёл, женился, стал работать судовым поваром. Зарплату не платят, на что семью содержать. Просто были обстоятельства, приехали сюда в 2004 году.

Остаются ли утопленники в памяти? Конечно, если поднапрячься, можно что-то вспомнить. Но стараемся не думать об этом. Я, ну может, десятка три достал. Жаль, что молодёжь так безрассудно относится к своей жизни. Но опять же от этого никто не застрахован. Возле каждой речки охранника не поставишь. Здесь, скорее всего, влияет тот фактор, что в школе или ещё где-то мало этому уделяется внимания.

То, что достаем, да, хорошо. Конечно, знаем, что через несколько дней всё равно всплывёт, но вид тела будет уже совсем другой. Просто я в своем детстве похоронил несколько бабушек, дедушек, разницу в трупах знаю. Я не успел на похороны своего отца, на два дня — меня из армии не отпустили. И он у меня остался в памяти живым вечно. Порой, может быть, даже не нужно видеть трупы родственников. Остаётся это в памяти всё равно.

Конечно, разговариваю [мысленно с пропавшими]. Сегодня, допустим, работаю, ну нет результата. Я уже говорю: "Мужик, ну ты где?". Всегда успокаиваешь, настраиваешь себя на этот момент первоначальный. Просто условие — что не всегда видишь на расстоянии. Раз, увидел и потихоньку поплыл спокойно. А то, что может быть контакт — ты либо ногой, либо ещё как-то. Есть такое немножко, момент неожиданности, психологический такой момент. Начинаешь каждую палку, бутылку осматривать, ощупывать каждый камень. Когда учишься саморегуляции, меньше вреда себе наносишь.

(Нужно как-то потом восстанавливаться). Да, пару литров водки, женщину, что ещё. (Смеётся.)Да я шучу, конечно. Я никогда после таких работ не пил. Может, у меня психика такая.

На дне — да всё что хотите. Всё, что мы в своей жизни выбрасываем, всё на дне есть. Колёса, банки, бутылки. Сегодня вот велосипед нашёл — смотрю, стоит, никому не нужный уже.

Рыбу мы не видим, она же всё равно уходит. Но однажды небольшой сом, смотрю, по течению стоит. Думаю, как его обмануть. Напылил, его накрывает облаком, я его — бам, элементарно всё.

Есть любимое место, но пока нет денег туда съездить. На юге острова Сахалина есть маленький остров Монерон. Там можно увидеть и морских животных, и касаток. Особенно в сентябре очень тёплая вода. Маяк, остатки японских сооружений.

Хочу в Новороссийск уехать. Там такая же бухта у моря, как у меня в детстве».

Читайте также:

Откровенные монологи трёх машинистов метро — о работе под землёй, вредных пассажирах и жизни по секундам.