Первый переводчик «Властелина колец» на русский: «Подумал, что, если переведу это, могу попасть в историю — а я этого не хотел»

Переводов «Властелина колец» на русский язык несколько. Поклонники Толкина годами спорят о том, кто из переводчиков справился с культовым романом лучше прочих, но зато все знают, кто сделал это первым. Перевод «Властелина колец» Александра Грузберга распространялся подпольно, в самиздате 70–80-х годов, и именно он познакомил с фэнтези множество жителей Советского Союза — и в том числе тех, кто сам потом переводил Джона Р. Р. Толкина на русский.

В мае 2022 года Александр Абрамович отметит 85-летний юбилей. Мы встретились с ним в его похожей на библиотеку квартире в Перми, чтобы поговорить о работе над «Властелином колец» и буднях переводчика почти полвека спустя, о фантастике в Советском Союзе и самиздате, о великой литературе и маленьких книжечках.

«Я абсолютно не думал о том, что это может быть напечатано»

— Не устали ли вы, во-первых, читать, а во-вторых, переводить фантастику?

— Вы знаете, я никогда не планировал стать переводчиком, не собирался и до сих пор не считаю себя переводчиком. Я не профессионал, я не получал специальной подготовки — в общем, я любитель. Но у меня сейчас отношение к работе профессиональное. Я делаю то, что мне заказывают, у меня довольно много того, что не фантастика. Но я просто с детства люблю фантастику, она мне нравится, я ее достаточно хорошо знаю. И до сих пор предпочитаю переводить фантастику, мне это приятнее.

— Вы говорите, что не получили профессиональной подготовки. Вы же русский филолог?

— Да, я филолог и, как и все студенты-филологи, изучал английский язык, получал пять, но не знал его. Ну какой выпускник вуза знает английский язык? Никто не знает по-настоящему. И я не знал. История такая… Я очень любил фантастику. Я ее всегда читал, всегда собирал, у меня почти вся библиотека — это сплошь фантастика.

Но должен вам сказать, что в советское время читать фантастику — это была большая проблема. В Советском Союзе фантастики издавали очень мало и с большим трудом. Я интересовался почему — и один из работников так называемого Главлита (знаете, что такое Главлит? Цензура) мне сказал, что у них есть указание — негласное, но очень строгое: придерживать всё, что связано с фантастикой или историческими романами. Почему? А там всегда аллюзии возможны! Иносказания. Поэтому лучше этого избегать. Тем не менее я старался добывать новые книжки.

— А как вы это делали?

— Ну, во-первых, я был своим человеком в книжном магазине. Я там жил — дневал и ночевал, я там был со всеми знаком, им помогал во всём, отчеты им писал в книжном магазине. И мне за это давали книги. Ну а кроме того, у меня был круг знакомых в нашем городе, которые любили фантастику и не только.

А главное: на вещевом рынке — там сейчас нет вещевого рынка, просто рынок, но там раньше была барахолка, толкучка — там был угол, где собирались книжники. Просто на земле, на газете раскладывали книги. И там книги не продавали — там их меняли. Я с портфелем туда ходил, показывал свои — свой набор двойных книг — и предлагал. Мне что-то нравится, другой смотрит, что у меня, и мы договариваемся: я отдаю свое, а он мне — свое. Так я довольно много книг получил.

Когда я туда пришел, спросил: «А кто у вас тут фантастикой интересуется?» «А вон, — говорят. — Стоит». И стоит такой маленький горбатый человечек. Его звали Раис Зарипов. Он был рабочий одного из Мотовилихинских заводов — не большого завода, а подальше, там ракеты делали. Он страстно любил книги, страстно любил фантастику. Я каждое воскресенье туда приходил и каждый раз с ним встречался, мы с ним разговаривали.

И вот как-то он мне приносит книжечку на английском языке. И говорит: «Можете перевести?» Я посмотрел — это был Берроуз, Эдгар Райс Берроуз, книжка называлась «Земля, забытая временем». Это не «Тарзан», не «Марсианские хроники», это отдельная серия романов. Очень красивая иллюстрация, тоненькая книжка — я думаю, интересно, хочется прочитать. «Давайте, — говорю. — Попробую». И я начал переводить эту книжку. Полгода ее переводил! Очень трудно было: каждое слово приходилось в словаре смотреть, грамматику вспоминать, ошибок я там наделал массу…

И тем не менее я это сделал, и мне понравилось это занятие. Я ему отдал перевод — и он принес мне другую книжку. Я не знал этого тогда — только потом узнал — он участвовал в производстве самиздата. Он перепечатывал перевод на машинке, отправлял в Ленинград — там был центр такой, где собиралось всё это. Там размножали, рассылали по другим городам, а ему за это присылали экземпляры других таких самиздатовских переводов. Вот так вот всё это крутилось.

Конечно, когда я это делал, я абсолютно не думал о том, что это может быть напечатано. Это вообще было немыслимо, вообще невозможно! Переводчики были членами Союза писателей, они получали гонорары (очень хорошие) за свои переводы, и это была такая тесная группа, клика, которая никого к себе не подпускала и страшно конкурировала за заказы: переводов-то было немного. Попасть туда просто так было совершенно невозможно. Тем более, что это всё в Москве было.

— То есть вы первое время не знали, что вас издают в самиздате?

— Нет, не знал. Я узнал об этом с большим опозданием.

— Как вы восприняли? Это же опасно.

— Да, опасно было. Меня даже в свое время вызывали по этому поводу и говорили, чтобы я прекратил, а то будут неприятности. Я спросил: «А что, нельзя переводить, надо спросить разрешения?» — «У нас на всё нужно спросить разрешения».

Но я хотел переводить, мне это нравилось. Понимаете, ситуация была такая: в Советском Союзе издается десять книг, а в Соединенных Штатах Америки — тысяча. И все книжки интересные, все хорошие, хочется их почитать. И вот это был один из способов: я читал, пока переводил. Но где было доставать книги? Это было невозможно трудно. Не было книг на английском языке!

Я был на хорошем счету у нашей администрации, считали, что я, так сказать, перспективный: у меня книжки выходили по языкознанию, статьи, словари я делал. Ну и мне разрешали раз в год ездить в Москву в командировку, оплачивали ее. Я приезжал в Москву, отчасти сидел в Ленинской библиотеке (тоже там почти не наукой занимался, а старую фантастику разыскивал), но главным образом я сидел в Библиотеке иностранной литературы. Там, я помню, было три каталожных ящика, набитых англоязычной классикой, — это несколько тысяч книг — и я их все просматривал. Мне важно было понять, что это за книга, хочу ли я ее переводить. Я приходил утром, выписывал себе десяток книг, мне их приносили, и я начинал их просматривать и отбирать. Там была такая лаборатория — о ней мало кто знал, она была там где-то в глубине — там делали фотокопии по заказу. Я выбирал книги, которые мне понравились, оставлял заказ, они делали микрофильм (отснятые на пленку уменьшенные копии страниц книги. — Прим. ред.), присылали мне его сюда — это стоило каких-то денег, но, в общем, можно было.

И вот как-то мне попался трехтомник, который назывался Lord of the Rings. Когда я начал его читать, я сразу понял, что это литература другого уровня, что это большая литература… Я подумал, что если я переведу это, то могу попасть в историю — а я не хотел попадать в историю. Но я получил микрофильм и стал переводить.

«Господин колец», «Повелитель колец», «Хозяин колец»

— А как понять с третьей-четвертой страницы, что ты читаешь великое произведение?

— Об этом есть у Булгакова в «Мастере и Маргарите»: когда кот Бегемот и Коровьев, по-моему, приходят в Дом литераторов и их не пускают: «Откуда мы знаем, что Достоевский — писатель? А достаточно пять страниц его прочесть». Я не знаю, как я это понял с Толкином, но я почувствовал это.

— Какие еще произведения из тех, которые вы переводили, великие?

— Ну с этим (показывает на издание «Властелина колец». — Прим. ред.) ничего не сравнится. Вы знаете, я долго думал, как назвать это произведение. Lord of the Rings можно перевести как угодно: «Господин колец», «Повелитель колец», «Хозяин колец» — как угодно. Мне понравилось «Властелин колец», я выбрал такое название. Оно прижилось! Мало кто это знает, но, в общем, это я придумал это название.

Я перевел этот трехтомник, и первыми читателями стали мои дети — Юля и Илья. Они тогда еще по-английски не читали, читали мой перевод, страшно были увлечены. Юля тогда была, по-моему, в девятом или десятом классе, и она перевела стихи. Я стихи вообще-то не перевожу, а она их хорошо перевела — настроение передала. Ее переводы больше не печатаются, конечно, но мне они очень нравятся.

Юля еще школьницей увлеклась Толкином, она тогда еще только пыталась стать журналистом (сейчас Юлия Баталина — журналист, арт-критик, редактор отдела культуры пермского издательства «Компаньон». — Прим. ред.), и ходила в кружок при комсомольской газете «Молодая гвардия», и написала там статью, которая называлась «Фродо жив». Потом сюда приезжал известный московский критик Михаил Андреевич Ковальчук, его псевдоним — Гаков, он автор многих книг о фантастике. Я ему рассказал об этом и показал статью Юли. Он ее забрал и потом мне рассказал, что отправил ее в Англию, в издательство, которое рискнуло напечатать Толкина… Оно сейчас живет этим, у него права на издания, оно следит за всеми изданиями, собирает их, при издательстве есть музей. И выяснилось, что вот эта Юлина статья — это первое в Советском Союзе газетное упоминание о «Властелине колец» Толкина. Эта статья попала к ним в музей, и они прислали Юле биографию Толкина с дарственной надписью автора.

Некоторые люди говорят, что им этот перевод нравится больше других. Много раз пытались издавать его, были попытки. Первая попытка — это был диск, изданный в Москве, с текстом. Вот этот самый Гаков, Михаил Андреевич Ковальчук, дружил с минским издательством, которое выпускало очень хорошие книги. И вот это издательство задумало роскошный трехтомник, приготовили бумагу, иллюстрации, забрали у меня перевод, готовили, готовили… и разорились. Перевод не вышел.

Уже когда я перестал думать об этом издании… Перевод жил в рукописях, в самиздате, выходили всё новые и новые издания и переводы. Было такое очень крупное издательство, третье по размерам в стране (хотя сейчас оно уже не существует), в Екатеринбурге, называлось оно «У-фактория», «Уральская фактория». Оттуда мне написали, захотели издать Толкина. Естественно, я согласился.

Мне сказали, что там будет редактор, и он же переведет стихи. Его фамилия — Застырец. Стихи он перевел неплохо. Но когда я стал читать текст… Понимаете, там Арагорн — у Толкина он называется Strider, это от английского to stride, «ходить большими шагами». В этом издании он называется Бродяжник. Вот я не могу с этим смириться, но ничего не могу сделать.

«У-фактория» — это был 2002 год — выпустила два издания: одно — в трех томах, другое — в одном томе. Сейчас это уже библиографическая редкость. Один молодой человек из нашего института обратился ко мне, сказал, что каждый том стоит почти всю его зарплату, и я ему подарил, у меня был единственный экземпляр.

Потом были и другие попытки. Но надо сказать, что сейчас есть «второй самиздат» (новым самиздатом называют волну интереса к «зинам» — опубликованным очень ограниченным тиражом изданиям, нередко без помощи типографий. — Прим. ред.). Сейчас уже можно издать всё что угодно в виде книги, но тиражом 30–40 экземпляров. И вот Толкин выходил несколько раз вот в таком виде, в новом самиздате. Здесь «Властелин колец», а здесь — я же еще перевел «Сильмариллион».

— Но «Хоббита» и «Сильмариллион» вы уже переводили значительно позже?

— Да, позже. «Хоббита» я перевел по заказу издательства екатеринбургского одного, а «Сильмариллион» — просто для себя.

И потом, еще спустя несколько лет, мне написали из издательства «ЭКСМО». Они проводили голосование среди читателей: «Будете ли вы покупать другие переводы?» Там ситуация такая: вот вы пойдете в магазин, там будет десять изданий Толкина, и все в одном переводе. А они задумали серию для любителей — разные переводы Толкина. И прежде всего обратились ко мне: «Согласны ли вы?» Конечно, я согласился. Опять-таки, вот это издание.

Это «АСТ», но сейчас «АСТ» — это подразделение «ЭКСМО». После этого они еще раз написали, сказали: «Мы издадим еще ваши "Сильмариллион" и "Хоббита" в таком же томе». Они мне уже заплатили, но книжку еще не издали. Но издадут, конечно!

— А в плане «ЭКСМО» и редактуры есть какие-то сложности?

— Ну понимаете, вот это тоже не мой перевод. Я спросил, в каком виде будут издавать. «У нас есть перевод, отредактированный Александровой, нам удобно его издать». Александрова готовила этот перевод для аудиоиздания, оно выходило. Ну хорошо, раз хотите. Александрова сама сказала, что она не хочет, чтобы ее фамилия была в этом издании, хотя это ее редактура, там есть такие вещи, с которыми я не согласен, но тем не менее он числится как мой перевод. Мой настоящий перевод есть только в одном экземпляре — в рукописи, которая лежит в архиве.

Я потом, когда бывал в Москве или Ленинграде, приходил в гости к любителям фантастики — стоит на полке «Властелин колец», переплетенные томики… Смотрю — это мой перевод. Я никому не говорил, что это мой перевод. А он по всей стране разошелся, все любители Толкина тогда его читали. Мне многие говорили потом, что на другие переводы не могут перейти, это психологически очень трудно после первого прочтения.

У меня сын уехал в Америку, он уже больше 30 лет живет в США, стал известным физиком, профессором университета… Но тогда он только уехал туда — это были 90-е годы — он уехал учиться в аспирантуре Йельского университета. И он в интернете (а тогда только началось всё это дело) нашел объявление: некий Хукер написал: «Кто-нибудь знает, кто такой Дмитрий Арсеньев?»

Дело в том, что этот Хукер — профессор университета в штате Индиана, филолог, специалист по русскому языку — заинтересовался восприятием Толкина на русском. Потому что нигде во всём мире такого не было! Когда переводили Толкина на какой-нибудь язык, этот перевод издавался — и всё. А в Советском Союзе было сделано больше десяти переводов Толкина. И все разные! И во всех разное восприятие. Вот это Хукера заинтересовало, он стал это изучать. Он выяснил, что в самиздате был очень распространен один перевод, но не знал, чей он. Но однажды в каком-то библиографическом тоненьком справочнике, напечатанном в Молдавии, он нашел указание, что первый самиздатовский перевод Толкина сделал некто Дмитрий Арсеньев. Почему Дмитрий — я не знаю! Я подписывался «Д. Арсеньев», «дед Арсения». И кто знает, кто это такой? Илья увидел это объявление и написал ему, что он знает, кто это, и сообщил адрес.

Хукер прислал мне письмо. В нем было 72 вопроса. И я отвечал — получился целый трактат. Он широко использовал ответы на эти 72 вопроса в своей книге о русских переводах Толкина. Вывод его в этой книжке такой: мой перевод — это не русифицированный перевод, это перевод классического английского романа, то, что хотел Толкин, классический английский роман — наиболее полно передан он в этом переводе.

— То, что в итоге получился не русифицированный перевод, — это было осознанное ваше решение?

— Вообще, у меня есть такой принцип: я считаю, что переводчик несамостоятелен. Переводчик не имеет права на отсебятину, не имеет права на выдумку, он должен стараться передать как можно точнее то, что хотел сказать автор. Я понимаю, что, если великий переводчик, он переводит и создает новое произведение. Как Лермонтов переводил Гейне. Это совсем другое произведение. Но переводчик — просто переводчик — он должен показать, что хотел сказать автор. Я не позволяю себе отклоняться.

И то же самое связано с именами. У Толкина есть на этот счет свое мнение, я изучал всё это: он категорически отрицательно относился, когда имена переводили. Когда Фродо Бэггинс по-русски получается Торбинс, Сумкинс… Он однажды подал в суд на шведское издательство, которое таким образом перевело имена в его трилогии, и выиграл это дело. То есть он считал, что это неправильно. Поэтому я не переводил: если Оукеншилд — то я так и писал — «Оукеншилд», а не «Дубощит», как сейчас иногда переводят. Я, конечно, думал над этим — нельзя сказать, что я бессознательно всё это делал — но, в общем, так получилось.

Это было увлекательное занятие, просто замечательное — я до сих пор с удовольствием вспоминаю, как я переводил «Властелина колец». Но вот вы знаете, Толкин же оказал влияние не только на фантастику, он оказал воздействие на всё мировосприятие и на язык! Потому что, когда читаешь статьи и встречаешь в них слово «Мордор», никто не объясняет, что это такое: просто Мордор — всё, это всем известно, общеупотребимо, повсеместно распространено. Сказывается на нас эта литература. И вот я тогда это почувствовал, подумал, что не стоит в историю влезать… а все-таки влез.

«Если хочешь читать — читай оригинал»

— Вы говорили о том, что изначально вам хотелось просто почитать фантастику в оригинале. Насколько долго вырабатывается этот навык?

— Не знаю, насколько это долгий процесс, это индивидуально очень. Но я овладевал языком, переводя. Понимаете, я не знаю английский язык. Когда я разговариваю с англичанами, я всегда прошу: «Speak a little slower». Когда он быстро говорит — я не понимаю, когда начинает медленнее — улавливаю. Я не владею устной речью! У меня огромный запас слов, я любой текст читаю, даже специальный, к примеру, юридический — а они очень сложны для понимания. А вот устной речи у меня нету. Это потому что нет специальной подготовки: я же учил английский в письменной форме — это я знаю хорошо, и стиль могу отличить, и всё это. Сколько на этот навык потребуется? Я полгода занимался первым переводом, потом еще полгода другими переводами — и постепенно овладел этим. Но не до конца всё равно.

— А рядовому читателю, который не планирует профессионально заниматься переводами, стоит учить язык до уровня чтения в оригинале?

— Конечно! Это открывает перед ним огромные возможности. Когда читаешь в оригинале, впечатление совсем другое, и, кроме того, в оригинале есть много такого, чего нет в переводах. Если хочешь читать — читай оригинал.

— Учитывая количество фантастической и вообще любой литературы, которую вы прочитали, которую вы перевели, и ваше образование… Вы не пробовали писать сами?

— Ну я писал, как и все: стихи писал для детей, когда они были маленькие (они до сих пор помнят наизусть). Но нет, это несерьезно, можно сказать, что я не пробовал писать. Другое дело, когда я работал в самиздате, я, конечно, не думал о том, что это будет издаваться, так что, если мне не нравилось то, что написано, я мог переделать. Переписать, сделать так, чтобы было лучше. Тогда можно было. Но сейчас, когда я работаю для издательства, когда я понимаю, что это будет издано, это совершенно немыслимо. Тогда у меня был непрофессиональный подход, а сейчас, конечно, профессиональный.

— Я помню, вы в интервью говорили, что современному переводчику намного сложнее, чем было, например, Норе Галь, потому что конкуренция намного выше.

— Конечно, сейчас переводчиков — масса! Конкуренция огромная, но и средний уровень ниже. Ко мне часто приходят люди, говорят: «Я хорошо знаю английский, я перевожу, а меня не печатают — почему?» А для переводчика главное что? Не знать язык оригинала, а знать свой родной язык. Иначе ничего не получится. Если язык с ошибками, с тавтологией, с неловкостями — какой же это перевод? Ну и вот.

— А вы знакомы с другими переводчиками Толкина?

— С переводами — конечно, знаком, а с переводчиками — не знаком. Это трудно, потому что некоторые люди, как бы сказать… Есть такое выражение — «толкинутые». Я встречался с такими — они всё знают, каждую запятую, каждое словечко в Толкине! А я это всё уже забыл, это было много лет назад, я с тех пор много чего сделал.

— К слову о «толкинутых»: понятно, что культурное влияние Толкина на российскую фантастику невозможно переоценить, но есть несколько вещей, которые написаны в России и прямо непосредственно касаются сюжета…

— Да, они у меня есть, я их знаю. Перумов писал (трилогия Николая Перумова «Кольцо тьмы», сюжетное продолжение «Властелина колец». — Прим. ред.), Еськов, по-моему («Последний кольценосец» Кирилла Еськова, сюжетный апокриф на тему «Властелина колец». — Прим. ред.)…

— А пародия на «Сильмариллион» («Звирьмариллион» Алексея Свиридова. — Прим. ред.)?

— Да, тоже встречал. Я слежу за этим. Это интересно, мне забавно читать, но, конечно, это игра.

— Я читал в одном интервью, когда вас спросили про современных фантастов, вы упомянули, по-моему, Михаила Успенского.

— Я увидел книжку, она называется «Посмотри в глаза чудовищ» — это фантастическая книжка, Успенский в соавторстве (Андрей Лазарчук, Михаил Успенский. — Прим. ред.). Я сразу узнал название. Знаете, откуда оно? Я с детства, с девятого класса, выучил наизусть очень много стихов Гумилева. Это Гумилев, у него есть стихотворение:

Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,

Не проси об этом счастье, отравляющем миры,

Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,

Что такое темный ужас начинателя игры.

И вот там есть строчки:

Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!

Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча.

На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ

И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!

Хорошие стихи. И вообще, Гумилев — замечательный, великий поэт, очень люблю. Так что я сразу узнал в названии цитату и понял, что автор интересный.

Вот еще очень хороший автор, он считается сейчас чуть ли не наследником Стругацких (показывает книгу пермяка Евгения Филенко. — Прим. ред.). Он мне дарит все свои книжки, потому что говорит, что стал фантастом в основном благодаря тому, что прочитал мой перевод «Властелина колец». Он, начал, конечно, раньше писать фантастические рассказы, еще с детства, но вот особенно на него подействовал «Властелин колец».

— А из зарубежных? Сейчас обычно после Толкина все называют Джорджа Мартина.

— Я знаю его, да. Я знаю современных фантастов американских и английских — в основном тех, кого я перевожу. Еще Пратчетт, Филип Пуллман — мне нравится «Золотой компас». Но думаю, что о современной литературе я говорить не могу, потому что я не начитан.

— А о классической зарубежной фантастике? Урсула ле Гуин?

— Из фантастов она мой любимый автор, да. Я же перевел один ее роман — даже два, просто один не напечатан. Ее книги, трилогия детская «Волшебник Земноморья» (вернее, не детская, а полудетская), ее многочисленные романы и повести — это всё я очень высоко ценю, это очень хорошие произведения. Конечно, особенно «Левая рука Тьмы» — это ее шедевр.

— Это как раз великая литература?

— Это великая книжка, великая литература, безусловно.

«Остается только трах-бах и скальп снимать»

— А над чем вы работаете сейчас?

— Это интересная вещь. Это Азимов.

— Опять?

— Опять! Причем это детективные рассказы Азимова, не фантастика. Это называется «Таинственные истории клуба "Юнион"»: четыре пожилых детектива в отставке собираются и рассказывают друг другу разные истории, в этом суть. В общем, сейчас в этом же издательстве — «Престиж Бук» — выходит восемь книг Азимова, которые я перевел. Очень хорошее московское издательство маленькое, которое выпускает очень качественные книги: не клееные, шитые, хорошая бумага, обязательно иллюстрации. И очень оригинальные книжки.

Они ко мне обратились лет пять назад, узнав о том, что я когда-то для «Пермского книжного издательства» переводил Майн Рида — там выходило два или три тома с моими переводами. С Майн Ридом получается удивительная история: в «Престиж Бук» выяснили, что на русском языке никто по-настоящему Майн Рида не знает. Потому что все переводы, которые печатаются у нас, делались в XIX веке, делались не с английского языка, а с французского и очень сокращены, искажены. Всё, что не связано с экшеном, всё выбрасывалось.

— То есть у нас не было прямого перевода Майн Рида?

— Не было! Даже самый известный роман «Всадник без головы» сокращен на 15%. В издательстве сказали, что они в связи с этой ситуацией задумали новое собрание сочинений Майн Рида, полное. Я с ними согласился и стал для них переводить.

Вот стоят четыре красных томика — это первые тома, то, что они успели выпустить. Здесь есть ряд произведений, которые никогда на русском языке не издавались, а есть такие, которые издавались, но — у меня под рукой же перевод лежит — текст на треть сокращен! Майн Рид — писатель-романтик, у него очень много рассуждений о любви, о душе, диалогов любовных… Всё это выброшено! Остается только трах-бах и скальп снимать.

И не только Майн Рид, с другими авторами ведь то же самое. Вот я по просьбе одного екатеринбургского издателя переводил известную очень книжку: доктор Спок «Ребенок и уход за ним», много раз выходила. Когда я работаю, передо мной английский текст и русский текст. И вы знаете, там очень много выброшено! Все упоминания о Боге. Это советское издание! Американские авторы широко цитируют Библию, часто упоминают Бога, так сказать, всуе. А у нас это выбрасывали.

Когда речь идет о любом советском издании, его нужно проверять. Это касается обязательно и фантастики. Вот посмотрите, стоят тома… Это сейчас предпринимается удивительное начинание, полное собрание сочинений Пола Андерсона, замечательного американского писателя. Между прочим, этот том весь состоит из моих переводов, и все эти произведения печатаются на русском языке впервые.

Но я начал не с этого…Я увлекался циклом рассказов Андерсона «Патруль времени». Там люди получают возможность путешествовать во времени. Герой задумывается: он хочет полететь в прошлое, исправить прошлое — убить преступника, злодея, того, из-за кого погибли миллионы людей, — убить Гитлера. А потом, когда я стал смотреть оригинал… Оказалось, что в оригинале он думает, кого ему убить — Гитлера или Сталина, кто из них более злодей, кто больше людей уничтожил. У нас в советское время напечатали, но, конечно, выбросили про Сталина.

— То есть всё, что хоть сколько-то касается истории?

— Истории, религии, секса — всё, что связано с сексом, выбрасывалось. Любое советское переводное издание надо переводить заново.

Сейчас я для этого издательства — «Престиж Бук» — напереводил столько… Я посчитал — 32 тома должно быть издано в моем переводе. Пока еще не издано.

— Я так понимаю, издательство специализируется на малоизвестных вещах?

— Да, они разыскивают, что бы такое напечатать, что раньше не было известно. Понимаете, есть такой сейчас термин издательский очень уродливый: есть авторы «правовые» и есть авторы «неправовые». Понимаете, что это значит? Это когда надо покупать права. По международному закону, 70 лет должно пройти со смерти автора. Вот надо найти таких авторов, которые были бы «неправовыми» — то есть автор умер больше 70 лет назад, чтобы его можно было бы переводить. Я нашел! Вот есть автор — ни одной строчки на русском языке нет, ничего абсолютно не известно. Очень хороший автор, не хуже лучших представителей фантастики. Популярный, переиздается до сих пор в Америке. Его зовут Артур Лео Загат, запомните. Я перевел произведений на четыре тома. Первым томом будет большой роман «Завтра», во втором томе — три романа (один из них просто превосходный), и остальные тома — это рассказы.

Второй автор, которого я для них перевел, — это Роберт Эймс Беннет, превосходный автор фантастики и вестернов. Перевел для них шесть томов, а они говорят: «Он умер в 54-м, то есть мы его начнем печатать только в 2024 году». Так что переводы там пока лежат.

Ищем еще таких авторов. И выясняется: есть очень хорошо известные авторы — вот, например, Баум. Все знают «Страну Оз», все книжки переведены на русский язык. Но Баум — чрезвычайно плодовитый писатель, у него десятки непереведенных книг — и очень хорошие книги! Вот они будут изданы в этом издательстве. Я им разыскал текст — сказки Баума, он писал сказки, стилизуя под разные народы, очень интересное собрание получилось. Другой такой автор — тоже очень известный, я с детства его читал и люблю — Сетон-Томпсон, канадец, автор прекрасных произведений о животных. У него десятки книг, не переведенных на русский язык вообще никогда!

Вот, пожалуйста, поле деятельности. Издательство будет этим заниматься. Так что работы много. Я им говорю, что мне уже много лет, я ведь не доживу, когда все эти книжки выйдут. «Пока всё не выйдет — не имеете права!»

«Невозможно найти книжку, даже если я знаю, что она у меня есть»

— Весь этот стеллаж — это все мои переводы, но они не вошли, и мне пришлось вот эту полку тоже отдать под свои переводы, и опять туда не входит. Придется что-то придумывать.

— Сколько книг у вас в библиотеке?

— Это сложный вопрос. Когда-то, когда я жил в другой квартире, я вел каталог — у меня было около 15 тысяч книг. Когда мы переезжали в эту квартиру, я понял, что трудно жить с таким количеством книг, и от части мы избавились. Я думаю, что сейчас у меня около 10 тысяч. У меня всюду книги, вы не представляете себе, все уголки этой квартиры забиты книгами. И мне сейчас невозможно найти нужную! Мне проще обратиться в библиотеку или к знакомым, чтобы взять эту книгу… Все антресоли, все шкафы забиты книгами.

— Как долго вы собирали библиотеку?

— Это интересный вопрос. У меня и папа, и мама были самоучки. Мама окончила один класс школы, папа — три класса. Вот и всё их образование. Когда отец пошел в армию, это был конец 20-х годов, там он прошел курсы бухгалтеров. Тогда это было распространено: красноармейцев учили разным профессиям. Он прошел курсы и всю жизнь работал бухгалтером. Он жаловался в конце жизни, что трудно работать: приходят молодые люди, они окончили вузы, а он главный бухгалтер, он ими должен распоряжаться. Так вот, он страстно любил книги. Страстно!

Жили очень скромно, бедно, мама не работала, зарплата у папы была маленькая, и мама ворчала: «Детям надеть нечего, а ты — "книжки"». Но раз в месяц папа брал меня и мы обходили все книжные магазины (а это было в Одессе, я одессит) и покупали одну книгу, которую я тут же, конечно, прочитывал и запоминал чуть ли не наизусть. Мы сидели рядом с папой и читали одну и ту же книжку. Я прочитал и жду, когда он перевернет. Он: «Как, ты уже прочитал? А ну-ка расскажи, что ты прочитал». И я ему дословно рассказываю.

У меня любовь к книгам от него, конечно. Он книжки покупал, собирал, и потом, перед смертью, когда я уже сюда уехал, он собрал часть этих книг в ящики и прислал мне. И у меня до сих пор есть книжки, которые он покупал, которым я очень обязан. Когда я пришел в университет на первый курс, Франциска Леонтьевна Скитова, наш преподаватель, на первом же занятии узнала, что я знаю, что такое словарь Ушакова, что я с ним знаком. Она потом пришла на кафедру и всем рассказала, что это чудо какое-то. А просто мой папа — вот надо же, бухгалтер! — выписал четырехтомный словарь Ушакова. И я его читал еще школьником, вот он у меня до сих пор стоит.

— Это тот самый?

— Тот самый. Конечно, потрепанный. Да, вот, это папа, его печатка. Он из резинки вырезал такую вот печать. Словарь выходил до войны, в 40-м, а это переиздание 48-го года. То есть часть книг у меня еще от папы, но, конечно, очень небольшая. Я помню, что, когда я переехал в Пермь и поступил в университет, там на втором этаже старого главного корпуса был книжный киоск. Я пришел туда и купил две книжки в первые же дни. И они до сих пор у меня есть, эти книжки.

— А что это были за книжки?

— Одна — Жозеф Бедье «Тристан и Изольда», пересказ знаменитой легенды, маленькая такая книжка. А вторая — Мейе, про индоевропейский язык. Я уже чувствовал, что буду языковедом, и купил такую книжечку. С этого началась эта библиотека. Я всю жизнь собирал книги.

Я очень много читал в детстве, и всегда то, что помнишь из детства, помнится особенно хорошо. Но я поставил перед собой задачу собрать не просто книги, которые я читал в детстве, а те же самые издания! И иногда это удавалось. Вот был такой советский писатель-фантаст Николай Шпанов. Он писал потом знаменитые книги «Поджигатели» — в общем, против американцев. Но он во время войны выпускал такие тоненькие брошюрки, которые назывались «Тайна профессора Бураго», и я читал их тогда, помню, в эвакуации, находил эти книжечки о том, как советский профессор Бураго изобрел способ делать человека невидимым, а немецкие диверсанты похитили эту технологию, а наши советские разведчики нашли… В общем, увлекательное было чтение. Потом Шпанов эту книжку переработал и переиздал, она называется «Война невидимок», и она у меня есть, но это уже много лет спустя. А вот те самые тоненькие книжечки я хотел найти. Когда я ходил на рынок книжки менять, там стояли бабушки с вещами — я их обязательно обходил, потому что там можно было найти иногда книгу. И я там нашел эти переплетенные книжечки! Вот они у меня там стоят, наверху.

Ранее мы публиковали ответ Александра Грузберга на вопрос, которым всё еще задаются в интернете: как правильно — «Толкин» или «Толкиен».