«Приходилось лезть в "Гугл"»: колонка человека, который месяц работал фельдшером без опыта (его вынудили)

Массажист новосибирской поликлиники № 22 Николай Заславский месяц отработал фельдшером по приказу начальства. Его принудительно временно перевели на новую должность после коронавирусного скандала: в апреле медработник заявил о случаях заражения в поликлинике, а также рассказал о реакции начальства на происходящее. После этого, по словам массажиста, руководство обвинило его в саботаже, а 6 мая ему вручили приказ о временном переводе. Отказаться от такого перевода он не мог по закону. С 7 мая Николай Заславский работал фельдшером — без опыта, опираясь лишь на помощь коллег и «Гугл». Через месяц ему разрешили вновь работать массажистом. Он рассказал, с чем ему пришлось столкнуться на внезапной временной работе и что его больше всего удивило. Далее — от первого лица.

По своей воле я не пошел бы работать участковым терапевтом. Знания, полученные несколько лет назад, без практики успели слежаться где-то в глубинах памяти. Когда ко мне приносят на массаж трехмесячного малыша, взглянув на него и побеседовав с мамой, я чаще всего уже знаю, что нужно делать. Потому что есть на что опереться: за плечами определенное количество лет работы, некоторый опыт, теоретические знания из сферы, которая с самого начала была мне интересна.

С работой фельдшером всё было иначе. Я чувствовал, что нахожусь не в своей тарелке. Основное воспоминание от первых дней работы участковым терапевтом — это ощущение собственного бессилия. Смотришь на пациента как баран на новые ворота и пытаешься понять, что тебе с ним делать. Попутно фиксируешь его жалобы, анамнез, измеряешь давление, выслушиваешь сердце и легкие. Пациенты разные, кто-то чувствует себя сносно и с ними попроще. Другим помощь нужна прямо сейчас, и ты судорожно вспоминаешь давно забытые за ненадобностью алгоритмы и схемы обследования и лечения.

«Гугл» виснет, начальство бывает занято, поэтому всё получается очень медленно. Отчасти спасает то, что вызовов немного, но даже при этом ты обречен на нехватку времени. Ведь мало обслужить вызов, по приходе в кабинет нужно будет внести всю эту информацию в электронную карту. А это дольше, гораздо дольше, чем обслужить живого человека, особенно в первые дни работы, когда электронная система еще не полностью освоена. Так и проходит рабочий день: 30–40% рабочего времени уходит на работу с людьми, а 60–70% — на работу с картами. Возможно, это только у меня так получается.

Моя зона ответственности — обслуживание на дому трех участков. Сейчас работы немного, потому что лето и потому что вызовы с температурой обслуживает отдельная бригада. Но я всё равно тратил очень много времени на каждый вызов. В итоге рабочий день затягивался часа на два, а иногда и больше.

— Проходите, можно не надевать бахилы, — приглашает меня женщина лет семидесяти, с трудом передвигающаяся по комнате. У неё постоянная одышка, отеки на ногах, что говорит о больном сердце.

Бахилы надеваю в любом случае. Сердце у женщины действительно не в порядке, о чем свидетельствует неупорядоченный ритм, похожий на галоп хромой лошади. Давление тоже повышено. С таким сердцем и с таким давлением она ухаживает за супругом, лежащим вот уже несколько лет после инсульта. У него искривлено лицо, рука и нога сведены парезом, он не в состоянии даже самостоятельно повернуться на бок. При этом нет ни одного пролежня или опрелости — супруга поворачивает его несколько раз на дню.

— Да, за несколько лет ни разу не было пролежней, — говорит она с оттенком гордости. Учитывая, что муж лежит на обычном диване, это удивительно. Даже противопролежневый матрас не всегда помогает в таких случаях.

А эта пожилая женщина уже давно живет одна, но каждый день её навещают дочери. Стандартная процедура измерения давления, подсчет частоты сердечных сокращений, прослушивание легких…

— За мной следит сосед снизу, — жалуется она мне. — Ходит под окнами и всё время смотрит на мое окно, чтобы я не кормила голубей. Сказал, что у него есть своя собственная полиция, и они приедут за мной и посадят меня в тюрьму. Я боюсь говорить об этом зятьям, они его побьют обязательно, а потом их самих посадят.

Пока я записываю в столбик большой список препаратов, которые она пьет ежедневно, женщина рассказывает мне эту историю несколько раз, как будто в её голове она циркулирует безостановочно. Мне жалко женщину, я вижу, что она страдает от этих мыслей, и неудобно её прерывать, но я сижу уже добрых полчаса, и у меня еще куча работы. Обещаю поговорить с соседом и объяснить ему, что он не прав, улучив паузу, быстренько убегаю, поскольку сама женщина, похоже, не остановится никогда. На прощанье она сует мне горсть шоколадных конфет…

Следующая пациентка — женщина с истинной полицитемией (заболевание крови), худая как стебель, но с большим животом, который почти весь занят чрезмерно увеличенной селезенкой. Она живет одна, сын живет далеко в другом городе, дочь фактически бросила мать, когда та отказалась переписать на нее свою квартиру. Она беспокоится о своих почках, с которыми, по её представлениям, все очень плохо.

— У меня гидронефроз первой степени, — сообщает она мне. — Меня из-за этого не берут в гематологию, говорят, сперва вылечите почки!

Я думаю про себя, что гидронефроз первой степени не является столь уж серьезной проблемой, и, скорее всего, гематологи просто нашли повод отфутболить надоевшую пациентку. Выписываю направление на анализ мочи. Обещаю договориться с Центром здоровья, чтобы приехали и записали ей на дому кардиограмму, сделали бы экспресс-тесты на сахар крови и холестерин. У неё сильный варикоз, осложненный трофическими язвами, которые начинают уже гноиться, левая нога горячая и распухшая, и я выписываю антибиотики, объясняю, как правильно обрабатывать такие раны, чтобы они заживали быстрее. С хирургией во время учебы у меня дела обстояли лучше, чем с терапией…

Потом девушка девятнадцати лет, обгоревшая на солнце. Наутро не смогла открыть глаза, веки распухли настолько, что смотреть на мир теперь приходится через узкие щелочки. Лицо распухло, как будто его искусали пчелы. Я уточняю, не было ли проблем с дыханием, чтобы исключить отек гортани, и пытаюсь вспомнить дозировку супрастина. Как назло, именно в этот момент всё вылетает из головы и приходится, извинившись, лезть в «Гугл». «Гугл» виснет, я зависаю вместе с ним. Пациентка терпеливо ждет. «Гугл» напрочь отказывается сотрудничать, я обещаю посоветоваться с коллегами, когда возвращусь в поликлинику, и отзвониться.

В следующей квартире мужчина, неделю назад сбежавший из больницы, где его лечили от железодефицитной анемии. Лечили, как он уверяет, плохо. У него я уже не первый раз, уже были заходы в «Гугл» и звонки старшим коллегам, чтобы скорректировать схему лечения, потому что препарат, который ему выписали в больнице, отсутствует в аптеках города. Мы собрали схему заново, но пациенту почему-то лучше не становится. Я уже очень устал, мой рабочий день давно уже закончился, я обещаю, что в понедельник Центр здоровья придет и запишет ему кардиограмму. Был вечер пятницы, около девяти часов.

Когда я пришел навестить его в понедельник, мне открыла дочь.

В субботу, приняв ванну, мужчина резко почувствовал себя хуже и упал. Вызывали скорую, его пытались реанимировать. Патологоанатомическая экспертиза причиной смерти установила обширный трансмуральный инфаркт миокарда. Несколько раз потом я бывал у них дома, ведь у супруги погибшего тоже больное сердце.

Что же касается коронавируса, то могу сказать: несмотря на то, что работать приходилось с условно неинфицированными пациентами, эпидемия всё время шла неким фоном этой работы.

Маска прирастает к лицу настолько, что к концу месяца просто перестаешь её замечать и привыкаешь дышать через неё, словно это твое естественное состояние. Наверное, за месяц можно привыкнуть даже к противогазу, если носить его постоянно.

Решая вопрос о необходимости госпитализации пациента, приходится взвешивать мысленно пользу стационарной помощи и риск заражения через бригаду транспортировки либо в самом стационаре. Поэтому если непосредственной угрозы жизни не было, старались все вопросы решать на дому.

Идя на участок по улице в медицинской маске и неся на плече сумку с набором защитных средств, я каждый раз удивлялся беспечности своих сограждан. Как будто ничего не происходит, как будто есть два мира: мир этих стариков, к которым не успевает доехать скорая помощь и которых некуда госпитализировать из-за того, что одна больница перепрофилирована под ковид, а в другой вспышка, а в третьей уже нет мест, и мир вот этой беспечно гуляющей толпы, игнорирующей здравый смысл.

Почитайте также колонку участкового терапевта Людмилы Овчинниковой. Она откровенно описала один день своей работы.