
Поделиться
Сколько бы ни говорили на тему переезда в Москву, она остается актуальной всегда. Во все времена люди из разных городов стремились перебраться в столицу с желанием если уж не завоевать и покорить ее, то хотя бы органично вписаться в иной уклад жизни. Бывший новосибирец, ныне москвич журналист, аналитик и директор по спецпроектам издательства «Аттикус» Михаил Калужский попытался порассуждать на тему «В Москву! В Москву! Переезд или эмиграция?» в рамках очередной вечеринки «Умная среда», которая прошла в джаз-клубе «Труба».
Зачем люди переезжают в Москву?
С позволения автора — бывшей новосибирской, а ныне московской журналистки я процитирую несколько фраз из ее блога: «Здесь не замечаешь ход времени — дни, недели, месяцы меняются стремительно… Второе — в центре города нечем дышать, через месяц проживания я начала кашлять. Закончила еще через два, с переездом на Сокол… Третье — здесь нет съедобных картошки, помидоров, огурцов…». Это звучит анекдотом, но на самом деле похоже на правду. Москва переживает транспортный коллапс, там чудовищная экология. Можно сказать, что мы едем в Москву за большими зарплатами, но эти зарплаты съедаются совершенно чудовищными ценами на съемное жилье и вообще чудовищными ценами. У меня есть версия ответа: я полагаю, что в Москве более интенсивно работает так называемый социальный лифт. Там легче сделать карьеру. Может быть, люди едут за этим.
Я исхожу из своего субъективного знания: если вы работаете в таких сферах, как искусство, СМИ, может, коммуникация, то в Москве у вас есть возможность сделать карьеру быстрее, чем в любом другом городе страны. Есть возможность получить новые контакты, которые помогут сделать карьеру не только в столице, но и в мире. И что немаловажно, Москва ближе к остальному миру, к Европе. Я расскажу один случай — услышал собственными ушами… Беседуют два москвича. Один говорит: «Я был в Новосибирске, это потрясающий город! Такие женщины! Такие бутики! И всего 4 часа лета». Второй: «Знаешь, четыре часа лета — Милан. Такие женщины, такие бутики!» Это две разные стратегии. Какую выбираете, зависит от вас.
Какова особенность нашей миграционной активности?
Один европеец сказал: «Разница между нами заключается в том, что вы работаете там, где живете, а мы живем там, где работаем». У нас все же очень низкая миграционная активность. Демографы говорят о том, что мы переезжаем на самом деле лениво и мало. В 80-е годы люди переезжали чаще и интенсивнее. Во многом наш процесс переезда с места на место тормозится высокими ценами на жилье. Я разговаривал с людьми, которые консультируют девелоперские компании, и на простой вопрос «Сколько это еще будет продолжаться?» они ответили: «Лет пятнадцать». Еще лет пятнадцать жилье будет дорожать, и будет дорожать повсюду. Потом наступят насыщение и демографическая яма.
Дело лишь в высоких ценах на жилье?
Мне кажется, что дело не столько в экономике, сколько в культурно-политических установках. Если мы посмотрим на недавнюю историю, то обнаружим, что ограничение на передвижение и насильственное перемещение было одним из главных репрессивных механизмов российской политики. Мы позже других европейских стран отказались от крепостного права, которое мешало передвигаться. А также можно перечислять набор искусственных ограничителей передвижения, и их окажется великое количество, некоторые существуют до сих пор. Это паспорта с институтом прописки, переселение целых народов и социальных групп, так называемое выселение за 101 км… Я знал людей, которым после отсидки в ГУЛАГе нельзя было жить в Новосибирске, а можно было, например, в Коченево. Были такие механизмы, как вузовское распределение, пресловутый «лимит» — невозможность переезда в Москву или Ленинград. И в какой-то степени существующий до сих пор негласный лимит на поступление в некоторые вузы людей не из столицы. Примерно ту же функцию сейчас выполняет ЕГЭ. И это только политическая сторона дела, которая очень глубоко въелась в нашу культуру и которая делает для нас переезд чем-то сложным, что нам говорят следующие поговорки: «Один переезд страшнее двух пожаров» или «Где родился, там и сгодился». И поэтому для нас любой переезд сродни эмиграции.
Проблема Москвы как некого иного мира, куда люди, как получается, эмигрируют — насколько она существенна?
На самом деле эта проблема окружена гигантским количеством предрассудков. Предрассудков как со стороны условных москвичей, так и условных понаехавших. Я говорю «условных», потому что главной здесь является проблема идентификации. Я полагаю, что это проблема не столько Москвы и не столько мигрантов или землячеств, сколько общества в целом. Это проблема взаимоотношений между «своими» и «чужими».
Если рассматривать тезис о том, что переезд в Москву — эмиграция, то мы найдем ему некоторые подтверждения. Мы попадаем в новый мир, в некоторую иначе организованную культуру. Самое главное — расстояние. И на тот же ироничный вопрос «Имеет ли размер значение?» я отвечу — да. Москва — очень большой город, в Москве очень трудно научиться не опаздывать. Там совсем иначе организовано пространство.
Кроме того, Москва — очень странный город. Город там есть не всюду — только в центре, остальное — это слободы. С этим связана и еще одна проблема — незнание города. Я не видел своими глазами, но несколько человек мне рассказывали, что наблюдали возле центральных станций метро бабушек, которые держат таблички с надписями «Покажу дорогу. 15 рублей». Или вы ловите машину, называете адрес, а человек, который сидит за рулем, говорит: «Ну покажи дорогу, а я тебя довезу». Наконец представление о социальном устройстве мира отражает вопрос, который я услышал от нового знакомого в Москве: «Скажи, а у тебя есть ребенок?». В Новосибирске обычно спрашивали: «Есть ли у тебя дети?».
Но еще существуют особые установки в столичной культуре…
Это классическое «Москва слезам не верит». Ты не можешь никому доверять, ты не можешь никого разжалобить, ты должен все делать сам. Есть и набор разных терминов, которые принадлежат разным эпохам: «лимита», которая была в 70–80-е годы, сменилась на «понаехавших» и наконец вершиной квалификации стал термин «замкадыш». «Большой город» писал: «Замкадыш — житель ближнего Подмосковья и отдаленных спальных районов за чертой МКАД, человек, считающий себя москвичом, фактически таковым не являющийся. Многие путают замкадыша с понаехавшими и провинциалами, что неверно. Употребляется обычно гражданами, живущими в пределах МКАД. Оттенок нежно-презрительный».
Еще вспомню, как прошлой осенью в режиме какого-то сумасшедшего спама новосибирцев бомбардировали сообщениями о том, что состоится исторический концерт команды КВН НГУ в московском театре эстрады под названием «Москва резиновая». Мне это кажется юмором довольно сомнительного качества. Потому что такое педалирование — «мы» и «не мы» — абсолютно непродуктивно.
Что же по поводу проблем самоидентификации?
Москвич, который москвич, он живет, не замечая этого города. У него нет идентификационных проблем. Как ловко заметила моя коллега, москвич, когда пишет в ЖЖ, что ему надо снять квартиру или найти работу, он не указывает где, не говорит, что в Москве. Он находится в своей среде обитания. И не важно, где он родился. Такие люди, как правило, не являются носителями предрассудков, направленных против «понаехавших», «замкадышей», «лимиты», «черных», «кавказцев» и т.д. Идентификация «свой-чужой» обострена в первую очередь у того, у кого проблема с собственной идентификацией, кто чувствует конкуренцию и не свободен от предрассудков. А решение проблемы «свой-чужой» не является проблемой только живущих в Москве. Это проблема всего общества, и она во многом зависит от сочетания выбора индивидуальной стратегии переезда и понимания того, что не может быть эмиграции в своей стране.
Переехав в Москву, вы сократили себе жизнь, наверное, лет на 5–10 из-за экологии, из-за пробок… Так вот эти годы не компенсируют ли тот самый «социальный лифт»?
Может быть, это так. Без тени иронии я отвечу на ваш вопрос перед выходом на пенсию. Я сам и многие новосибирцы, кто переехал, рассуждаем на эту тему — какова цена? Давайте поговорим об этом лет через 15.
Так все-таки, Москва резиновая или нет?
Безусловно, Москва резиновая. Это удивительное свойство этого города. Она адаптирует, переваривает… В этом смысле она похожа на Новосибирск.
Илья Калинин
Фото Ирины Гавва