«Нелюбовь»: роди меня обратно

Из-за шума вокруг «Левиафана» Звягинцев вошел в каждый дом — свое мнение об этой картине имелось у каждого, причём смотреть фильм было вообще необязательно. Пропущенный через тысячи испорченных телефонов, Звягинцев в итоге стал считаться специализирующимся на мрачном натурализме и похабных частушках про Россию. Этот панк-имидж выглядит особенно парадоксально, если учесть, что критики всегда посмеивались над чрезмерной тягой интеллигентного режиссёра к красоте каждого кадра и эстетизации быта.

Нужно, кстати, отметить, что многие зарубежные почитатели ценят Звягинцева за притчевость и универсальность, при этом половину жутких специфических российских деталей в его творчестве иностранцы вообще не считывают. Например, интернат, куда подумывают сдать ненужного ребёнка в «Нелюбви», в английском переводе назван boarding school. На русский это обычно переводится как «пансион» и с нашим интернатом имеет не больше общего, чем частные уроки бокса — с дракой за гаражами.

Как и весь Звягинцев начиная с «Возвращения», «Нелюбовь» — это кино о доме и семье в терминальной стадии распада.

Главные герои «Нелюбви» Борис и Женя — неприятные люди.

Знаете, такие, про которых рассказывают: оказались рядом в ресторане или самолёте — и испортили настроение. Противно смотреть, например, на то, как Женя брезгливо и злобно шипит на ребёнка. Друг другу герои столь же неприятны — и поэтому разводятся. У каждого есть кое-кто более удобный: у Жени — богатый мужик постарше, у Бориса — уже беременная простушка помладше. Единственная проблема — 12-летний сын Алёша, который не нужен ни отцу, ни матери. И никто даже не пытается это скрыть.

Однажды Алёша уходит утром в школу — и больше не возвращается. В полиции сразу говорят, что искать «бегунка» не будут: мол, нет у них таких ресурсов. Но советуют обратиться к поисковикам-волонтёрам. Они (говорит полицейский, заполняя бумажки) работают эффективно, круглосуточно и бесплатно. В волонтёрах узнается реальная организация «Лиза Алерт», с которой создатели ленты консультировались.

В начале фильма режиссёр берётся за персонажей с редкой брезгливостью. Бориса, например, снова и снова макают в абсурдистскую комедию. Он боится разводиться, потому что босс его корпорации очень православный (как говорит Женя, «борода лопатой и костюмчик от Brioni»), поэтому сотрудники должны быть женаты и с детьми. В фильме есть совершенно «кафкианский» диалог Бориса с коллегой, который рассказывает ему, как один компьютерщик, чтобы избежать увольнения, нанял подставную женщину с детьми.

Однако пока идут поиски Алёши, мы, как бы преодолев изначальное отвращение, находим в неприятной паре человеческое нутро:

стыд, страх, детские травмы, собственной опыт «нелюбимости» родителями. И даже нельзя сказать, что герои ничего не сделали, чтобы стать счастливыми. Они, между прочим, воспользовались традиционным рецептом: создали семью. А получился кошмар.

Поиски исчезнувшего мальчика, проходящие через все круги ада (самый страшный из них — не больница и не морг, а дом родной бабушки ребёнка), — это безупречно цепкий триллер. Который нужен Звягинцеву, только чтобы снять все защитные слои и со зрителей, и с героев. И поговорить о чем-то большем. Такова его специализация.

Вообще, «Нелюбовь» — это такой концентрированный Звягинцев. Местами настолько эталонный, что над этим тянет поиронизировать. Тут есть и свойственная режиссёру любовь к живописности и универсальности, и обретённая им со временем тяга к правде жизни и ёмким формулировкам духа времени. Есть тщательно прописанные цитаты из Брейгеля-старшего, Тарковского, Бергмана и Антониони. Есть антиклерикальная тема, которая выглядит как необязательная отсылка к «Левиафану», потому что дальше эпизодической комедии нравов развития не получает.

И наконец, это всё — маленькая частная история, которая старается вместить глобальный смысл. Читать её можно разными способами.

Можно понять её как высказывание о Родине — фильм предлагает к этому довольно много зацепок. Он пускает в себя истерические выпуски новостей, полицейского, который приходит на вызов, только чтобы сообщить, что управление вообще потеряно. В финале на героиню надевают форму Bosco с надписью RUSSIA, чтобы уж точно всем стало понятно, что она-то и есть матушка-Россия: не умеющая любить своих детей, безжалостная к ним и сама несчастная.

Всё это звучит убедительно, но уж как-то слишком в лоб — и от этого несколько неловко. Так же неловко оттого, как большой режиссёр с въедливостью советского карикатуриста бичует чрезмерное увлечение мобильными телефонами и селфи (мы ждем реплики «Слава богу, нашелся!» — и она звучит, но относится к мобильному телефону). Как-то мелковато.

Впрочем, упрекающим Звягинцева в том, что он как-то неправильно переживает за судьбы Родины, стоит заметить:

это первый его фильм, в котором фигурирует практически абсолютное добро.

А среди тотальной безысходности вдруг начинает строиться фундамент утопии. Добро — это собственно волонтёры, которые ищут Алёшу: сосредоточенные, умелые, всепонимающие. Нужно отметить, что как раз примерно со времени действия фильма (а это 2012 год) в стране всё больше говорят о том, что частные волонтёрские движения берут на себя функции государства: в тушении лесных пожаров, организации лечения больных детей, заботе о беспризорных животных (много где, включая Новосибирск, этот аспект полностью находится в руках общественников). Звягинцев изображает добровольцев влюблённо, но от нелюбви они всё-таки не спасают.

Тут подключается другое прочтение: «Нелюбовь» проникнута бешеной экзистенциальной тоской. Это история о пустоте, оставшейся от человека, который всеми (в том числе собой) воспринимался как ошибка. Это мир, в котором не хочется рождаться, а уж если родился, хочется как-то обнулиться. В таком контексте все неприятные приметы времени (типа истерики в телевизоре) — это просто элементы невыносимости мира. За что тогда вообще можно удержаться, чтобы не засосало в вакуум? Вот за Брейгеля с Тарковским как раз и можно.

По мне так «Нелюбовь» не дотягивает до гениального — на мой взгляд — «Левиафана». Тут всё слишком в лоб, слишком подчёркнуто, слишком просчитано, слишком символично. В «Левиафане», впрочем, тоже много чего вроде бы слишком, но там это работало. Там это выглядело так, будто в искусственно созданную конструкцию пришло и поселилось что-то гораздо большее, чем изначально закладывали в фильм. Здесь же, в сильной вообще-то семейной драме, этого ощущения нет. Но, с другой стороны, это такая же личная химия каждого отдельного зрителя, как всякая любовь и нелюбовь.