«Ах, как она плясала на столе!»

7 ноября в клубе «Изюм» выступил фрик-бэнд из Минска «Серебряная свадьба». Это был не столько концерт, сколько набор полноценных театральных номеров с экскурсом в историю французского и немецкого кабаре. Кроме эксцентричной солистки Светланы Бень на сцене мелькали противогазы, мишени, марионетки и рыбка — жареный карась.

В мою жизнь «Серебряная свадьба» вошла в году эдак две тысячи десятом, когда мы с подругой коротали вечер на кухне с чаем и потрепанным томиком Шарля Бодлера. Решив разнообразить филологический досуг, муж подруги заявил, что нашел нечто «невероятное» и «точно для нас», а потом показал на ноутбуке ролик с рыжей женщиной фриковатой наружности. Тогда у Светланы Бень (для поклонников — просто Беньки) были длинные волосы, декольте и стрелки на чулках. Под аккомпанемент крошечной гармошки она выкрикивала: «Наполеон, мон шер, Наполеон, Наполеон! Его треуголка высший сорт, при нем и войско, и флаг. И он пока никакой не торт, и он пока никакой не коньяк».

Позже выяснилось, что «Серебряная свадьба» отлично поет по-французски: на первый взгляд глупо, с дудочкой-скрипочкой, но в то же время очень аутентично — так и представляешь себе прлятых поэтов — Бодлера, Верлена и компанию, шагающих в среднетяжелом подпитии по дну Парижа и мурлыкающих себе под нос нечто подобное.

За четыре года Бенька стала менее разнузданной. Теперь она выходит к зрителям в маленьком черном платье с геометрически четкой стрижкой, напоминая своей внешностью Эдит Пиаф. Неизменным остается лишь ее умение проживать каждую песню маленьким внутренним монологом и обилие реквизита. Композиция «Пищевая цепочка» немыслима без марионеточного червяка, затем две руки в белых перчатках складываются в человечка, в блоке пацифистских песен появляется противогаз. Отдельного реверанса заслуживает визуальный ряд. Постоянный спутник «Серебряной свадьбы» — экран проектора. Там расцветают фантастические цветы, возникает мишень из тира, а под бодрые аккорды «Маленькая рыбка, жареный карась, где твоя улыбка, что была вчерась?» начинают мелькать то рыбьи морды, то рыбьи кости.

Наш город Н. получил от Беньки отдельный привет. Даже два. Как «самая новосибирская песня» была объявлена композиция на стихи Бертольда Брехта «Небо серое». Сцена заполнилась телевизионными помехами, звук стал напряженным, тревожным: «Небо серое. Вдоль по дороге идет человек. Он беден, он голоден, он замерз как собака, у него дырявые ботинки. У него нет дома, у него нет друзей, он ничего не заработал. Он преступник. Небо серое». Вторая песня, связанная с Новосибирском, посвящалась памяти Янки Дягилевой, называлась «Спрятаться и скрыться» и также не отличалась оптимизмом. Тем контрастнее зазвучала после кабацкая женская лирика: «Ах, как она плясала на столе в недорогом, но кружевном белье… Она сегодня пропьет всю зарплату, но не вернется к этому гаду!».

Ближе к финалу концерта-шоу был ямайский ром, пущенный в зал, развеселые опусы о красных трусиках и красивых ногах, песня «Все очевидное невероятно» — обо всем и сразу. На поверхности шара в руках Беньки сплетались туманности прекрасного, постоянно меняющегося мира, который заставляет дышать чаще и тереть мокрые глаза. Так обычно бывает, если из венецианского карнавала переносишься в обыденность… Der Himmel ist grau.

Фото автора