Леонард Коэн: 80 лет прекрасных неудач

30 лет назад мир услышал песню «Hallelujah» — одну из лучших в прошлом столетии, чей припев можно принять за молитву, а ее автора — за пророка. Тем более что, в сущности, так оно и есть: мало кто из западных артистов был столь предан библейским сюжетам и описанию грядущего апокалипсиса, как он — патриарх канадской фолк-сцены, поэт и писатель Леонард Норман Коэн.

До своего главного трансатлантического хита он успел выпустить восемь поэтических сборников, два романа и один киносценарий. Ему было уже за 50, он пребывал в бесконечной депрессии и не знал, что делать с жизнью, тихо катящейся под откос. На днях ему исполнилось 80 — и, кажется, молитва была услышана. Его новая пластинка называется «Популярные проблемы», и, как поет на ней Коэн, «дело даже не в том, что я скоро умру».

Коэн стартовал раньше многих, при этом почти везде опоздал. Он старше Элвиса и Дилана, но его первый альбом увидел свет только в 1967 году — одновременно с будущей классикой The Beatles, The Rolling Stones, Заппы, Хендрикса и еще десятка культовых артистов, вместе оставивших 33-летнего поэта и прозаика на обочине эстрадного успеха. Перед этим Коэн одним из первых войдет в тусовку Энди Уорхола — но не станет героем новомодной «Фабрики»; переспит с Дженис Джоплин в самом известном отеле Нью-Йорка незадолго до ее смерти — но не успеет показать посвященную ей песню; войдет в высший эшелон наиболее влиятельных музыкантов эпохи, когда от этой самой эпохи, кажется, не останется и следа. «Медленно — это то, что у меня в крови, — поет Коэн в свежем альбоме. — Ты хочешь прийти как можно скорее, а я хочу прийти последним».

Последним так последним. Его песни не раз становились известны в чужом исполнении, попадая на вершины чартов, чего автору не удавалось ни разу. Его баллады звучат в «Прирожденных убийцах», «Шреке» и «Докторе Хаусе», — фильмах, чья популярность не идет ни в какое сравнение с мрачным бардом в шляпе. Его строки открывают «Generation «П» Пелевина — но кто об этом помнит.

В его первых сборниках молчание «расцветало опухолью на губах», а в первых альбомах Иисуса, идущего по воде, «видели только утопленники». Позже были «дикий гиацинт на моем плече и мой рот в росе твоих бедер» — такое мог написать только Коэн. Вот и сейчас он «получил предложение, от которого грешник отказаться не в силах». У него снова флирт через запятую с исповедью, депрессия сменяется смирением, а призраки прошлого мешают уснуть. Декорации те же: на улице дожди, на фронте реки крови, на сердце мрак. И опять под тихий заупокойный уличный оркестр с цыганской скрипкой, испанской гитарой и контрабасом.

Примечательно, что в «Популярных проблемах» Коэн уже привычно описывает будущее человечества как Новое средневековье, — а футурологи и писатели-антиутописты всерьез заговорили об этом только в последние годы. Все ровно так, как в его опусах начала 90-х, — убийства, мародеры, хаос: «Они обещают, что покаются, но что-то я сомневаюсь».

Есть даже соблазн подверстать эти песни под текущую повестку дня — в половине упомянуты война и жертвы, камуфляж, ополченцы, цвета российского триколора и слезы матерей, «война проиграна, договор подписан». Можно также вспомнить, что Коэн в свое время поддержал проведение референдума по отделению Квебека от Канады. В конце концов, мать Коэна — русская. Но дело, кажется, не в том. Великий старец Коэн написал девять песен-писем по тому же, что и 30 лет назад адресу, и перехватывать их, чтобы найти пару строк о себе, как-то невежливо и просто ни к чему.

Фото kinopoisk.ru