В предвкушении закрытия театрального сезона меня потянуло не то чтобы на подвиги — скорее, на эксперименты. Одним из них стал визит 14 июня в «Старый дом», где итальянец Антонио Лателла поставил три трагедии древнего грека Еврипида. На поверку черт оказался не таким страшным, как я его себе намалевала, скажу больше — это, пожалуй, самый европейский из всех новосибирских спектаклей.
Чего ждать от «Трилогии», нетрудно догадаться, посмотрев, например, более позднее детище Лателла — четырехчасового «Пер Гюнта» по Генрику Ибсену. В конце февраля сие действо не на шутку взбудоражило консервативные провинциальные умы явлением главного героя в чем мать родила. Лично меня голым мужчиной, пусть даже молодым и спортивным, в театр не заманишь. Но и не отпугнешь. Гораздо больше мое чувство прекрасного коробит городской пляж, где после купания у наших Аполлонов и Дионисов выступают все достоинства, дополненные животами, небрежно перекинутыми через резинку семейных трусов в полоску. Что касается «Пер Гюнта», то он куда интереснее не с точки зрения обнаженки (кстати, весьма короткой и цензурированной), а с точки зрения художественных приемов, средств выразительности. Именно за этим я и шла на «Трилогию».
Из античности действие перенесено в некую условную современность, где убивают мать по приказу бога Аполлона и под звуки аккордеона, пытаются свести счеты с жизнью под виски, страдают — под «Hotel California». В центре событий — трое детей царя Агамемнона. Электра (Светлана Марченко), прямая, как рельс, и резкая, как удар хлыста, любящая отца до такой степени, что готова замараться кровью матери, чтобы отомстить за его смерть. Орест (Анатолий Григорьев) — вначале тюфяк тюфяком, потом душегуб, после — кающийся грешник. И, наконец, красавица Ифигения (Олеся Кузьбар): добрый папа собирался ее прикончить ради удачного похода в Трою, но вмешалась богиня Артемида и сделала девушку своей жрицей, обреченной убивать греков в Тавриде. «Женщины живут с мужчинами, а не с детьми», «отец зачал, а мать всего лишь родила» — вот две фразы, определяющие и обосновывающие происходящее. О том, насколько они актуальны в нынешних реалиях, можно, конечно, поспорить.
Трагедии Еврипида на сцене «Старого дома» превращаются в «человеческие комедии», как определяет их режиссер, а порой и в откровенную буффонаду, в которую превращают их актеры и зрители — полноценные участники спектакля. К ним падают на колени, их просят завязать Оресту галстук, их же пытаются принести в жертву на алтаре Артемиды, являющейся в финале в виде статуи Свободы. Это не классический театр — это европейский сюрреализм. Полотна Дали и Магритта, выставленные на сцену виртуальной декорацией, если угодно. А декораций в привычном смысле слова тут нет.
Необходимость просидеть в театре пять часов поначалу угнетала. Особенно на фоне относительно свежих воспоминаний о «Пер Гюнте» с таким же мощным хронометражем. Совмещать нечто подобное с тяжелой рабочей неделей не рекомендуется категорически: исход борьбы концентрации внимания с жарой и усталостью может быть непредсказуемым. Но «Трилогия» случилась в выходной, на «Речном вокзале» продавалась отличная черешня — при некотором старании ее хватило бы еще на пару антрактов (а так их два). Была мысль выпить в буфете, однако кофе «экспрессо» филолога почему-то не прельстил.
Фото Андрея Шапрана с old-house.ru