«Лавр»: паки-паки, имя розы, иже херувимы

Я очень обрадовался, когда услышал о романе «Лавр» Евгения Водолазкина — про жизнь русского врача на фоне исторических событий XV–XVI веков. Автора я пару раз видел на конференциях по древнерусской литературе в Санкт-Петербурге: филолог, веселый, в очках, без признаков модной в этих кругах староверской бороды, специалист по монастырской жизни, — я думал (вернее, надеялся), что он окажется отечественным Умберто Эко или хотя бы Милорадом Павичем.

Вообще-то наш XV век идеально подходит для шикарного исторического детектива: тут и ересь жидовствующих, и таинственный евреин-звездочет Схария, и обвиненный в содомии митрополит Зосима, и слухи о недавно почившем Дракуле, и неудачливый проводник испанской инквизиции архиепископ Геннадий, и борьба за престол разных властных группировок, и попытки послов-интеллектуалов перенести в Московскую Русь идеи итальянского Возрождения, и надругательства над иконами, и борьба Новгорода за независимость, и конец света в 1492 году. Сотни загадочных персонажей, десятки дошедших до нас рукописных шифровок, таинственные тексты, не понятые исследователями до сих пор. Десять лет назад, корпя над сравнением текстов в рукописях XV века, я смотрел на каракули, которые переписчик забавы ради рисовал на полях, и думал: вот было бы здорово, если бы кто-нибудь решился оживить это время.

Евгений Водолазкин время оживил, но по-своему: без остросюжетности и детективности; это, конечно, дело хозяйское, никому детективов он писать и не обещал. Перед читателем — книжка, слегка стилизованная под рукопись с кириллической нумерацией главок и лакунами. На каждой странице найдется парочка предложений по-древнерусски, аще убо, паки-паки, иже херувимы, почти за каждым образом или событием чувствуется бэкграунд из «Трудов отдела древнерусской литературы» и «Полного собрания русских летописей», Дмитрия Лихачева и Варвары Адриановой-Перетц. Цитаты из древнерусской книжности, физиологичные сцены врачевания и страданий.

Эффект присутствия и атмосфера есть — смурная, хмурая, — и чума, голод, мор, пожары, дрессированные волки, тайныя уды, святые подвижники и юродивые. Но сюжет провисает. Я без малейшего энтузиазма отношусь к прозе Алексея Иванова («Золото бунта» и «Сердце Пармы»), однако у него есть экшен — хоть и бульварный, но позволяющий листать страницы. Текст Водолазкина такой же умный, как монография Лихачева, и такой же нудный. Однако есть и плюс: «Лавр» — первая профессиональная и неидеологическая реконструкция русского Средневековья, за что автору большое спасибо. Возможно, в следующий раз он все-таки напишет «Маятник Федора Курицына» или «Имя лаодикийской розы».

Фото Екатерины Калиневич