Ангельские BMW

В последнее время наш художественный музей радует все больше, действительно тратя много сил и времени на амбициозные и дорогие проекты. Все уже стали забывать, что НГХМ — это все-таки главная арт-площадка города, но та же последняя Триеннале графики стала гигантским бонусом к реноме музея. А недавно я побывала на весьма знаковой выставке современной живописи, которую привезли в НГХМ из крупнейшего в России музея современно искусства «Эрарта». Музей молодой, открылся всего-то пару лет назад в Питере, но его коллекцию формировали в течение нескольких лет, разъезжая по разным российским городам и отбирая работы весьма привередливо. За актуальное искусство всерьез взялся СЦСИ, а вот чего серьезно не хватает Новосибирску, так это разнообразной современной живописи, посему у многих скептиков сложилось довольно извращенное представление о том, что современное искусство — это политика, гениталии и мадагаскарские тараканы. Выставка из собрания «Эрарты», занимающая один этаж музея, надеюсь, разделается с этим расхожим клише.

Что особенно отрадно, привезенные работы отобраны таким образом, что, прогулявшись по нескольким залам, можно получить, конечно, не полное, но вполне себе насыщенное представление о том, что происходит сейчас в современной живописи без претензии на актуальность в известном смысле этого слова. Уже поднимаясь по лестнице, можно не без любопытства разглядывать поп-артовское полотно Юрия Сычева в оригинальном ракурсе снизу. Он рисует акрилом и карандашом странные работы в ярких, анилиновых тонах, на которых случайные персонажи застигнуты за каким-то незначительными занятиями — распаковывают пакет с сухариками, пускают мыльные пузыри или разглядывают гусеницу. Они намеренно не позируют, мы видим их в необычном приближении, сбоку — как будто подглядываем в замочную скважину. Этакий «репортажный» поп-арт.

Обязательно стоит заглянуть в зал с работами Елены Фигуриной — это очень мощная, экспрессивная художница, которая рисует странных персонажей с большими головами и меланхолическим, созерцающим взглядом. На ее гигантском полотне «Рыбаки» несколько антропоморфных существ в лодке, в чьем пронзительном взгляде — вся юдоль земная, держат невод. Мне они одновременно напомнили и пришельцев, и святых, словно сошедших с каких-то сюрреалистических икон.

Один из самых необычных художников на выставке — Валерий Лукка. Все его работы удивительно рельефны, и стоять у каждой из них можно очень долго. На одной из них мне сперва почудилась объемная фреска херувима, потом из общей пастозной массы появились ноги и руки, а показавшийся херувим превратился в скомканные белые простыни, под которыми лежит человек — в вену ему проник, прилепленный пластырем, оголенный провод, свисающий с картины, словно капельница. Техника Лукки вообще удивительна — он грубо сшивает холсты, оставляя намеренные швы, делает неожиданные аппликации — например, в его «Конце прекрасной эпохи», явном реверансе в сторону поэзии Бродского, перспектива превращена в какую-то пространственно-временную круговерть с выпуклыми отпечатками босых ног, а персонаж картины, заклеенный дырявой мешковиной, целится себе в висок воображаемым револьвером. Своего рода нервный портрет русского интеллигента.

На выставке вообще немало пронзительно депрессивных работ, которые выглядят очень емкими и безутешными высказываниями о нашей современности. Ржавая электричка Максима Каеткина, явно прибывшая на свою конечную станцию, «Руины» Владимира Мигачева со стекающей, словно струи дождя, белой краской или «Реквием» Александра Грекова, изобразившего разрушенный склеп с торчащим каркасом. Целую стену занимает полотно Ильи Гапонова, который, к слову, должен был выставляться на запрещенной «Родине», — огромная монохромная картина, написанная в исключительно коричневых тонах кузбаслаком, на которой в соцартовской манере запечатлены спины уходящих шахтеров. Очень необычна работа Виталия Пушницкого «Падшие ангелы № 3» — два перевернутых BMW на фоне вечернего чистого неба. Здесь удивительно сочетаются фотографическая точность и живописная манера старых мастеров — если бы Пушницкий писал в эпоху Возрождения, то его перевернутые машины вполне могли бы стать каким-то мрачным натюрмортом.

Картины Владимира Овчинникова, который работает в чем-то вроде реалистического сюрреализма, так и вовсе откровенно жутковаты — уверена, психиатр здесь мог бы сказать больше. Стоит только приглядеться, как вдруг обнаруживаешь, что отдыхающий оркестр — это оркестр похоронный, и отдыхает он на кладбище: кто-то устало оперся об обелиск, кто-то прилег на могильную скамейку, закрыв лицо нотами. Удивительно, что почти у всех персонажей его картин одинаковые лица.

Но уже в соседнем зале — стихия абсурда и ироничного гротеска. Юрий Татьянин рисует наивистских мертвых зайцев, похожих на древних мексиканских идолов, которые вдруг неожиданно проникают в супрематическую компанию Малевича — то одному зайцу в пасть залетает синий треугольник, то на другого падает геометрический крест. Малевич для Татьянина — вообще какое-то оружие массового поражения, в лице его известных крестьян, у которых тут нет рук, художник изобразил наших спортсменов с ядовитой припиской «Наши спортсмены самые ловкие».

Кстати, отличным фоном для выставки стала колоссальных размеров многосоставная работа Александра Дашевского — протянувшиеся на два зала и изгибающиеся на поворотах гигантские скрупулезно вырисованные от пола до потолка фасады бесконечных хрущевок. Вот он, фасад нашей современности, посматривая краем глаза на который, порой даже забываешь, что находишься в галерее, а не посреди улицы.

Фото автора