«Человек, животное, добродетель»: вы встали, капитан?

«Так поимел он ее или нет?» — я спешу извиниться за грубость, но именно такой разговор я услышала на крыльце «Красного факела», проходя мимо компании молодых людей после премьеры спектакля «Человек, животное, добродетель». Можно сколько угодно говорить о Луиджи Пиранделло как о мастере интеллектуальных комедий на тему скользкой природы человеческой, но, как ни крути, в постановке этой далеко не самой лучшей его вещи главная интрига как раз вертелась вокруг этого интимного вопроса. Я не скрываю, что вовсе не против юмора ниже пояса, но только в том случае, если это в самом деле юмор, а не просто ниже пояса. И мне совсем непонятно, зачем питерскому режиссеру Петру Шерешевскому понадобилось ставить эту неизвестную в России, поверхностную и незамысловатую пьесу Пиранделло о добропорядочной итальянке, которой надо во что бы то ни стало соблазнить своего охладевшего к ней моряка-мужа, чтобы никто не догадался о том, что беременна она от любовника-профессора. Вот, в общем, и все.

Вопрос вот в чем. Если в «Красном факеле» хотели ставить комедию, то зачем выбрали такой несмешной и совсем уж простецкий сюжет, напоминающий анекдоты в духе «муж возвращается из командировки…»? Если хотели сделать что-то интеллектуальное, с претензией на второе дно и непременно из репертуара итальянского драматурга, то неужели у Пиранделло, лауреата Нобелевской премии и человека сложной, неоднозначной судьбы, где были и жена в психиатрической клинике, и членство в фашистской партии, не нашлось ничего интереснее и эффектнее?

В спектакле почти нет действия, и это не та, характерная как раз для Пиранделло история, когда из психоанализа рождается драматургия. «Человек, животное, добродетель» пытается взять визуальными эффектами, и тут гримерам пришлось серьезно потрудиться. Получилось что-то в духе театра в театре, когда те, кто на сцене, даже не пытаются скрыть, что они на сцене. Понятно, что этот гротеск — не что иное как реверанс в сторону комедии дель арте, итальянской комедии масок, где все характеры известны наперед. У актеров гротескный грим, соответствующий образу. Впервые появляясь перед зрителями, каждый персонаж сам себя объявляет. Школьники, которым досталась роль великовозрастных олигофренов, раскрашены под «черного козла» и «самую большую в мире обезьяну». Заторможенный доктор Нино загримирован под «очумелого филина», капитан Перелла — это грубый вероломный кабан, а его сын похож на «маленького симпатичного поросенка».

Все бы ничего, но актеры еще и издают характерные звуки, причем порой это выходит просто за гранью добра и зла. У Дениса Франка в роли школьника Белли, положим, получается и вправду забавно блеять во время разговора, потряхивая своей черной козлиной бороденкой. Сергей Богомолов, играя малыша Переллу, забавно подхрюкивает и картавит, а Константин Телегин, олицетворение скотства, хрюкает громогласно и всегда невзначай, как будто это междометия. Но заливистое ржание служанки Грации (Наталья Голубничная) с «лошадиным лицом» настолько резало слух, что всякий раз мне хотелось уставиться в пол, чтобы хотя бы не видеть этих сцен.

Спектакль же явно дает понять, что добродетель — это категория комическая, что человеческая натура — та еще лицемерная штука, что морали нет вообще, так как мораль — это не что иное, как общественное лицемерие. Потому эти самые мораль и добродетель в лице беременной синьоры Переллы будут подвергаться на протяжении двух часов атакам цинизма и откровенно пошлых шуток-прибауток. Похабные школьники то откровенно язык за щеку засовывают, то надраивают сжатый в кулаке банан.

Сама же синьора в исполнении Ирины Кривонос появляется не как скромная домашняя итальянка, а в образе огламуренной дивы — меха, шпилька, алая помада, солнцезащитные очки. К животу она прижимает надутый белый шар с массивным насосом — его с яростью и отчаяньем начинает терзать ошеломленный профессор Паолино, раздувая шар еще больше.

Мне кажется, что талантливые актеры, занятые в этом спектакле, не заслужили того, чтобы кто-то на полном серьезе критиковал их роли — они вытягивают этот сюжет, как могут. Ну что поделать, если женственную харизму Ирины Кривонос, актрисы эффектной, израсходовали на роль, в которой ей надо с чпоканьем открывать рот, так как «все время подкатывает», и бегать в золотистых венках на фоне пасторальной декорации в духе заставки Windows. Олег Майборода первую половину спектакля карабкается на гигантскую груду книг, возвышающуюся до потолка посреди сцены, а второй час его занимает вопрос, где достать подручную «виагру», как ее вместе с тортом затолкать в хрюкающего капитана и когда же выяснится, перепало сегодня ночью синьоре или нет. «Я встал, еще кааак встал», — довольно комментирует капитан свое позднее пробуждение, все то и дело символично сгибают торчащую руку в локте, а служанка валяется на столе в разорванной одежде. Всем понятно — кому-то «перепало».

Лучший образ, на мой взгляд, вышел у Сергея Богомолова — малыш Перелла в шортах и матроске приставляет нож к горлу, с воплями требуя денег, получает под зад от папаши и, скрючившись на столе, пожирает всей пятерней торт. Телегин в роли капитана хорош, как всегда, даже из самой невзрачной и дурацкой роли он да вытянет комедийный драйв, вспомнить хотя бы его доктора в «Виндзорских насмешницах». Он отлично умеет играть голосом, но вся проблема в том, чтему этим голосом приходится произносить. Впрочем, как и всем другим, спевшим под занавес коллективно «Феличиту», что способно добить даже самого стойкого зрителя.

Фото Виктора Дмитриева