«Мост на Дрине»: свесив ноги в бездну

На прошлой неделе, в четверг, когда на улице уже было темно, я заглянул в «Букинист» на Октябрьской. Зашел туда, вдыхая сырой запах мертвых книг (почему-то в этом магазине именно такой запах) с азартным предчувствием, совсем как герой Милорада Павича. И предчувствие не обмануло — прямо на меня смотрел белый матерчатый корешок романа Иво Андрича «Мост на Дрине». На русском языке, но изданный в Белграде и отпечатанный в Любляне. Лаконичная обложка — просто белая, большие поля, чуть вычурный и угловатый шрифт с засечками. Как в воду глядел. Я хотел прочитать Андрича именно в таком издании, хотя понятия не имел о его существовании.

Иво Андрич — самый чтимый сербский писатель. «Наш Чехов и Толстой, наш Гомер и Аристотель», — так, наполовину в шутку, наполовину всерьез, описали мне его в одном сербском книжном магазине. В Белграде я видел памятник Андричу, скромный, в человеческий рост, писатель стоял рядом со ступеньками безо всякого постамента, ему можно было положить руку на плечо. Звенела жара, и плечо оказалось раскаленным.

В черногорском Герцег-Нови на въезде в город можно увидеть указатель «Кућа Иве Андрића». «Кућа» по-сербски значит «дом». Я пошел искать и обнаружил на его месте — нет, совсем не музей, а ресторанчик «У Андрича». «Вы хотите посмотреть, где жил Андрич? — спросил официант. — Поднимитесь на второй этаж». На втором этаже были те же накрытые скатертями столы, на комоде стоял «Ундервуд». А в небольшой каморке — застеленная кровать, на которой валялась шляпа-пирожок. Открытое окно с видом на голубое сверкающее море и вешалка с пиджаком и белой рубашкой. Шляпа была Андрича, а пиджак с рубашкой — официанта. Хотя, судя по всему, могло быть и наоборот.

До тех пор, пока я не взял книгу в руки, я знал лишь, что «Мост на Дрине» — для Балкан такой же фундамент, как для русских «Война и мир». Что роман получил Нобелевскую премию. Что эта одна из важнейших книг XX века. Знания эти, надо сказать, вселяли некоторую боязнь. Так иногда до икоты пугаешься смотреть черно-белый фильм какого-нибудь гения немого кино, от одного упоминания которого сводит скулы. Первые страниц тридцать было действительно трудно, однако затем ощущение мощнейшего прихода нахлынуло и не отпустило.

Медленное и спокойное течение письма — торопиться явно некуда — рисует пейзаж балканских гор, белого тумана и мутной реки Дрины. Из этого тягучего и размеренного потока рождается история. Давным-давно, в начале XVI века маленького мальчика-боснийца из родного городка забрали янычары — невзирая на дикие крики матери, его сначала переправили на пароме, а затем увезли на лошади в Стамбул. Там он станет воином, а затем мудрейшим визирем. Чтобы утолить детскую боль, уже в зрелом возрасте, он распоряжается перекинуть через Дрину мост. Мощный, белый и невероятно красивый.

Мост становится каркасом романа — мы наблюдаем за его жизнью на протяжении трех столетий. Посредине моста высятся пики, на которые наколоты отрубленные головы нерадивых горожан. Через несколько десятилетий зверства забываются, и на мосту уже разворачивается бойкая торговля, шкворчат мангалы, дымится кофе, а ночью влюбленные и пьяницы смотрят вниз на реку, попыхивая трубками.

Наводнения сменяются засухами. За одной войной следует другая. Турецкие, сербские, австрийские солдаты квартируют в городке, появляются первые фонари, первый ресторан и первый публичный дом. Мы видим, как меняются костюмы, темы разговоров, но не сами люди — за 300 лет их пьяная удаль, влюбленности, деловые отношения остаются теми же. Без изменений остается трусость толпы, панический страх, внезапно просыпающаяся жестокость.

Спокойный и трезвый писательский объектив скользит по годам, десятилетиям и столетиям, приближаясь и удаляясь. Динамичного сюжета нет, но вовлеченность в историю создает волшебный и удивительно теплый эффект присутствия. Нет порицания, но есть обусловленность. Нет восхищения, но есть улыбка. Нет высокопарности, но есть жгучее ощущение хаоса и вечности.

Каждое слово отточено, камера скользит по улицам, домам, семьям — в романе более сотни действующих лиц, тут нет ни одного главного, но и ни одного второстепенного персонажа — все они равноправны, как перед лицом истории равны бомж из Сухого лога и мэр Новосибирска. История — это жизни обоих, а также всех нас.

Столь же равноправны и события. Для истории нет разницы, висит ли над мостом проткнутый на копье крестьянин; стоит ли на карауле влюбленный солдат, идет ли по скользким ледяным перилам безумный пьянчуга; сидит ли, свесив ноги в бездну, игрок, затеявший партию с дьяволом; идет ли по мосту веселая процессия на крестины, где все настолько пьяны, что забыли, куда, собственно, направлялись.

Люди и события, идеологии и легенды оставляют след на иллюзорной незыблемости каменного моста, эти следы легко смываются водой. Читатель с легкостью входит в каждую из эпох и одновременно ощущает себя щепкой в бурной реке. Высокомерие современности и самодовольство прогресса смываются напрочь. Хочется надеть белую рубашку и смотреть в открытое окно на голубое сверкающее море.

Фото Vlado Marinkovic