Ноктюрн на флейте водосточных труб

Когда произносят словосочетание «современный академический авангард», мне на ум приходит что-нибудь маразматичное в духе Амирова, играющего на рояле локтями. Если поднатужусь, выужу из памяти еще Тарнопольского, чью музыку исполняют словно сценку из театра абсурда — возя смычком по обратной стороне виолончели. Со своими весьма скудными познаниями в этой области и настороженно-дилетантским взглядом, чего и не скрываю, я отправилась на концерт Московского Ансамбля Современной Музыки (МАСМ) в СЦСИ — событие крайне неординарное для Новосибирска и весьма радикальное для местной музыкальной среды.

МАСМ в первом отделении исполнили сочинения современных композиторов, а во втором — импровизировали вместе с «Сибирской лабораторией импровизационной музыки» во главе с Романом Столяром. Когда на первых секундах Exposition-VIII Георгия Дорохова музыканты застыли с камертоном и смычком в руках, я подумала, что это такой реверанс в сторону «4.33» Кейджа, и мы все так и просидим в полной тишине несколько минут. Но вот музыканты стали водить смычками по камертонам — сперва беззвучно, потом просто издавая шорох, и наконец — запредельного регистра скрипичные звуки. Даже любопытно, как в партитуре обозначить, что нужно водить древком смычка по камертону. Музыка была настолько тихая, что когда кто-то тяжело вздыхал или в нетерпении ерзал по стулу, то заглушал музыкантов.

«Голос» Тору Такемиццу для флейты соло — очень своеобразная, смешавшая в себе японские и европейские традиции музыка, исполняя которую, Иван Бушуев извлекал хрипловатые, свистящие звуки, резко дул, почти плевал во флейту и одновременно произносил некий текст то на французском, то на английском — в буквальном смысле экспрессивно вдувая слова в инструмент. Исполнили и «Пение птиц» Эдисона Денисова — композитора, который в триаде с Губайдуллиной и Шнитке сформировал костяк советского авангарда и, к слову, принимал участие в создании МАСМа, основанного в 1990 году. Открыла композицию поэтичная фонограмма с диска (в советское время она звучала с пленки) с птичьим граем, после чего музыканты принялись ей аккомпанировать, извлекая из инструментов неожиданные звуки, имитирующие звуки природы. Кларнет довольно убедительно издавал пение какой-то лесной птицы, Владислав Народицкий водил смычком по краю корпуса скрипки, выдавая скрипящие древесные звуки, а Сергей Асташонок вдруг бросал виолончель и принимался куковать в сложенные ладони. Бушуев тем временем колдовал над электроникой, выкручивал тумблеры, извлекал космические звуки из какой-то радиотехнической игрушки и одновременно свистел в свистульку.

В импровизационной части все играли на всём. Духовики играли, кажется, не только на выдохе, но и на вдохе — все пыхтело и свистело, клацали кластеры, кларнет издавал хлопки, всасываемый мундштук разражался протяжными звуками поцелуя, виолончелист стучал по корпусу виолончели и, кажется, тоже пытался поцеловать ее куда-то в область струнодержателя, Фещенко добавил колорита фаготом, а Беличенко пытался как-то придать этой импровизации структуру, на ходу изобретая перкуссию и постоянно меняя медь.

Первое мое утверждение будет объективным: очень хорошо, что такие концерты проходят не то что в Новосибирске, а в России вообще, потому что современные молодые композиторы известны лишь узкому кругу знатоков. Второе впечатление — субъективно: во-первых, есть ощущение, что современный музыкальный авангард чересчур увлекается эксплуатацией эпатажных технических приемов, а во-вторых, эта музыка настолько специфична и настолько граничит с перформансом, который надо именно СМОТРЕТЬ, что вряд ли сможет заинтересовать публику более широкую, чем этот самый узкий круг знатоков. Хотя эксперимент, безусловно, интересный.

Фото Сергея Самойленко