«Мы экспортируем имидж страны путем культурной экспансии»

Ива Аврорина:
Добрый день, уважаемые зрители, слушатели и читатели НГС.
Мы начинаем прямой эфир с с оскароносным режиссером Режисом Варнье и Жоэлем Шапроном — корреспондентом Каннского фестиваля и главным организатором фестиваля «Французское кино сегодня».

Кинолюб:
В ваших фильмах всегда поражает красота картинки: пейзажей, людей. Даже если сюжет мрачный или грустный, в кадре преимущественно серый и синий цвета, там обязательно мелькнет какое-нибудь "красное" пятно. Такое эстетство намеренное?

Ответ:
Трудно ответить, потому что это был не вопрос, а утверждение. Да, я очень внимательно отношусь к композиции плана, цвета. Я не говорю об эстетике, но можно самые сложные истории, тяжелые истории рассказывать на очень красивых картинах. У меня есть такое ощущение, не могу сказать, что это вежливость, но когда вовлекаешь зрителя в мрачную историю, которая заставит его задавать себе какие-то вопросы, я считаю, что нужно входить в историю благодаря визуальному качеству. Для меня это важно.

Любопытный Варва'р:
Для некоторых режиссеров место действия в принципе не важно. Сюжет фильма у них может разыгрываться просто в пустой комнате. Во многих же ваших фильмах место действия чуть ли не основное действующее лицо: история, экзотические пейзажи, люди, прочно связанные с этим местом. Почему для вас так важна географическая привязка, что это дает вашим фильмам?

Ответ:
Вы задали очень интересный вопрос. Я в школе хорошо учился по географии и по истории. Когда я был ребенком, я до конца этого не понимал, но я родился в ту эпоху, когда Франция поменяла свою судьбу, сразу после 2-й мировой войны и до деколонизации. Война против Германии, война в Индокитае, война в Алжире. Франция имела империю. А потом, когда мне было 15 лет, Франция стала маленькой европейской страной. Это полностью поменяло и ментальность людей, и историю Франции, и то, как люди развивались. Мой отец был военным. Он участвовал во всех трех войнах. Это сильно повлияло на историю моей семьи и на мою личную историю. Я думаю, что это то, из чего я состою. Как это говорят сегодня, у меня это в ДНК входит. Поэтому я включаю это в мою деятельность. Мы рассказываем разные истории. Мы рассказываем разные истории, если были ребенком в тот период или были ребенком в 2000-е годы.

Ива Аврорина:
Про новый фильм, который вы привезли на фестиваль, расскажете что-нибудь?

Режис Варнье:
Да, это фильм, который снят по книге. Это скорее рассказ, чем роман. Он называется «Портал» или «Врата». Это подлинная история французского этнолога, который работал в Камбоджи в 60-е годы и которого в один прекрасный день, когда он отправился куда-то за город с двумя ассистентами, арестовали красные кхмеры. Красные кхмеры обвинили его в том, что он американский шпион. У него не было практически никаких шансов вырваться из этой ситуации. Он столкнулся с молодым начальником красных кхмеров. Против всяких его ожиданий с этим начальником у него установились человеческие отношения. Я не говорю о дружбе. Это другие отношения. Это невозможно определить. Есть какое-то взаимопонимание. Ситуация историческая и политическая должна была сделать так, что эти люди не могли сойтись вместе. Эти отношения продолжались, потому что они позже увиделись снова. Молодой начальник красных кхмеров стал одним из главных палачей в своей стране этого времени. В тот день, когда начальник красных кхмеров был арестован (его звали Туч), он попросил, чтобы на его процессе присутствовал тот француз, жизнь которого он когда-то спас. Он спас его тем, что не приговорил его к смерти. Вместо того, чтобы его казнить, он его отпустил, потому что между ними была какая-то связь. Эта история меня очень заинтересовала. Так же как молодой красный кхмер, движимый прекрасными намерениями, эрудированный, попал в это революционное движение и как он стал убийцей. Я думаю, это тот вопрос, который сегодня неизбежен. Потому что мы сегодня задаем себе этот вопрос во многих случаях про всех тех людей. Что в них осталось человеческого?

Ива Аврорина:
Таких примеров достаточно много. Пол Пот, который окончил Сорбонну, получил блестящее образование, общался с Сартром.

Режис Варнье:
Да, действительно, он получил образование во Франции. Они изучали Жана-Жака Руссо, разумеется, Робеспьера, Французскую революцию, в том числе и годы террора. Поэтому они были готовы пройти и через эти годы тоже. Но это очень интересный момент, когда эрудированный человек становится не монстром, а палачом. Они же остаются людьми при этом. Если мы не учитываем этот фактор, мы никогда не сможем понять эту эволюцию. Потому что есть люди, которые говорят: «Нет, это монстры, это не люди». Нет, это люди. Вот этот вопрос меня особо и заинтересовал.

Анна:
Настолько же прекрасные пейзажи мы увидим в этом фильме, как до этого видели в «Индокитае» и «Восток-Запад»?

Режис Варнье:
Да, есть красивые пейзажи, но фильм более сконцентрирован на персонажах, потому что половина фильма проходит в лагере для содержания заключенных. Поэтому мы, конечно, концентрируемся на самих персонажах и их взаимоотношениях. Возможно, меньше этой соблазнительной стороны в фильме. В то же время фильм достаточно таинственный. В нем есть какая-то мягкая таинственность. Когда президент Республики вручил мне орден Почетного легиона, сказал мне, что «вы умеете говорить очень мягко об очень тяжелых вещах». Я думаю, в этом фильме присутствует именно этот аспект.

Елена:
После успеха «Левиафана» в России появилось мнение, что на Западе приветствуются фильмы с мрачным взглядом на Россию. На сколько это соответствует истине?

Ответ:
Мне знакомо такое мнение. Мы не выбираем картины, которые показывают отрицательный образ России. На фестивале обращают внимание именно на кино. А кино — это сюжет, музыка, изображение, сценарий, актерская игра, ландшафт — все вместе. На наш взгляд, «Левиафан» — замечательная кинокартина. То, что он отражает сложную реальность России, — да. Но не из-за этого мы его выбрали, наградили, а потому что это реально хорошее кино. С другой стороны, есть совсем другие картины. Есть комедии. В этом году я посмотрел замечательную комедию Анны Меликян, которая выйдет на экраны, называется «Про любовь», которая как раз красивая картина. Она мне очень нравится. Надеюсь, кто-нибудь ее купит, может, она попадет еще на большой фестиваль.
Мы тоже ищем разнообразие. Французское кино за рубежом разное: есть фильмы Режиса, есть фильмы Кравчика, есть «Такси», есть «Астерикс», — есть разнообразие, есть кино для всех. А тут мы видим, что самое интересное, самое хорошее кино — это драматическое кино российское. Мы тут ни при чем, потому что ваши замечательные режиссеры снимают именно так.

Ива Аврорина:
«Утомленные солнцем. Часть вторая» попал в шорт-лист Каннского фестиваля. Вы его рекомендовали?

Жоэль Шапрон:
Нет, потому что Никита Михалков не нуждается в рекомендациях.
Во Франции несколько лет назад мы получили Золотую пальмовую ветвь за фильм «Класс». Эта картина отражает французскую школу совсем негативно. Честно говоря, не хочешь попасть в эту школу. Но когда мы получили Золотую пальму, все обрадовались. Никому в голову не приходит, что из-за того, что он получил Золотую пальму, весь мир узнает о том, какая жуть происходит в наших школах.

Ива Аврорина:
Если бы это была не Золотая пальма, а Московский кинофестиваль?

Жоэль Шапрон:
Каннский фестиваль — это не национальный фестиваль, он международный.

Ива Аврорина:
Московский тоже.

Жоэль Шапрон:
Да. Но фильмы, которые здесь получают призы, практически нигде потом не выходят.
Мы рады тому, что «Класс» путешествует по всему миру. Никому в голову не приходит, что это порочит страну.
Вместо того, чтобы обрадоваться, что Левиафан был в конкурсе и получил приз, все тыкают и говорят: «Смотрите, что они показывают о нашей стране». Во-первых, не мы снимаем кино, во-вторых, когда снимается хорошее кино, мы стараемся его отобрать.

Екатерина:
В России стало обсуждаться, что надо вводить опред. процент российских фильмов для показа в кинотеатрах. Есть ли такое во Франции? Как вы к этому относитесь?

Ива Аврорина:
Если не ошибаюсь во Франции есть определенные квоты для французского кино на телевидении. В кинотеатрах этого нет?

Ответ:
В кинотеатрах этого нет. Квотирование было до начала 60-х годов. Больше 50 лет нет никакого квотирования в кинотеатрах.

Ива Аврорина:
Но тем не менее французское кино смотрят.

Жоэль Шапрон:
Смотрят. В «плохие» годы наша рыночная доля примерно 30–35 %. В «хорошие» годы 45–47 %. Естественно, лидирует американское кино.

Ива Аврорина:
Но капитально вы не проигрываете?

Жоэль Шапрон:
Нет, капитально мы не проигрываем. К тому же не следует забывать об одном факторе — уже 30 лет у нас выходит примерно столько же американских фильмов, сколько здесь выходит в России — от 120 до 170. Если что в России, что во Франции растет общее количество выпущенных на экран фильмов — это за счет национального кино, (в России чем дальше, тем больше выходит российских фильмов, точно так же и во Франции — французские фильмы выходят чаще, чем раньше) и растет количество фильмов из других стран. Это не меняет рыночную долю, соотношение.

Ива Аврорина:
Чем это можно объяснить?

Режис Варнье:
Живучесть французского кино объясняется государственной политикой. Для того, чтобы оно существовало, его нужно поддерживать. Поэтому есть деньги, есть квоты, есть телевидение, есть субсидии, которые поступают на счет кинематографа. Если мы снимаем фильмы, то режиссер продолжает работать, улучшать свою работу и актеры также. Получается такой благополучный замкнутый круг. Это объясняет жизнеспособность французского кино. А раз так, то зрители продолжают хотеть увидеть эти фильмы. Не в квотах вопрос. Это просто существование самих фильмов. Это уникальная система в Европе. Это государственная политика поддержки кино.

Ива Аврорина:
То есть есть государственная политика поддержки, но квотирования не существует?

Жоэль Шапрон:
Не существует. Государственная политика должна быть положительной, а не отрицательной. Квотирование — это ограничение, лимитирование, запрещение. Есть страны, в которых дают деньги кинотеатрам, показывающим больше национальнго кино. Мы этого не делаем, но есть страны, которые это делают. Это поощряют. Запрещать нам в голову не приходит. Надо поощрять, поддержать. Вы хотите, чтобы в кинотеатрах было больше национального кино, — помогите кинотеатрам, которые их показывают. Потому что вы понимаете, что они, возможно, не столько заработают, чем если бы они выпускали американское кино. Надо поддержать, поощрять, а ограничивать и запрещать нельзя.

Режис Варнье:
Правительство не налагает на нас никаких условий, только помогает и поддерживает.

Артем:
Можете ли выделить особенности актерской и режиссерской французской школы?

Ответ:
Я, возможно, ошибаюсь, но у меня есть такое ощущение, что российские актеры проходят другую подготовку. Потому что есть российские фильмы, которые сняты не так давно с молодыми актерами молодыми режиссерами и которых я еще не видел, потому что у нас их не показывали. С моей точки зрения, в российском кинематографе, в его традициях я чувствую в актерах, в том, что касается качества их работы, результат школы, продолжительной работы. Могу сравнить их с английскими актерами, потому что они очень большие профессионалы. Потому что они все закончили так называемые консерватории, театральные школы.
Во Франции есть традиция, которая очень давно длится, наверное, с периода новой волны, когда можно принять на главную роль любого человека. Беатрис Даль, допустим, Жюльет Бинош, Сандрин Монер. Просто их режиссеры встретили в магазине, на улице сказали: «О, иди сюда, мы тебя попробуем». Так началась их карьера.

Ива Аврорина:
Я не знала про Жюльет Бинош. Неожиданно.

Ответ:
Годар, кажется, где-то ее увидел. Она была продавщицей в «Галери Лафайет» или где-то еще. То есть, может быть, она об этом не думала, но именно так ее нашли.
Во Франции продолжает существовать эта традиция. Есть много французских киноактеров, которых нельзя поставить на театральную сцену, потому что в кино они привыкли играть вот этой частью — головой. Они забывают, что у них еще и тело есть, что тело может выражать чувства. Поставь их на сцену, они будут чувствовать себя неловко. А кино — камера вас или любит, или не любит. И это большая несправедливость.
Я снимал фильм с одной дамой — немецким режиссером. Там было две женских роли. Очень большая известная театральная актриса прекрасная и рядом Ханна Шигулла. Вот Шигулла камере понравилась. И только она понравилась камере. Загадка — почему.
В России я больше ощущаю профессионализм актеров, обучение. Это не лучше и не хуже — это иначе.

Ива Аврорина:
А что касается режиссерской школы?

Ответ:
Во Франции много разных режиссеров, они работают в самых разных манерах. Я говорю о французской актрисе, которую зовут Карин Вьяр. Здесь «Семья Белье» не выходила еще. Это актриса кино, которая хорошо известна. Она снималась с режиссером, которому было 88 лет, очень известным во Франции. Она была очень недовольна, потому что режиссер настолько хорошо уже знал свой фильм и как это будет смонтировано, что у нее было ощущение, что она в тюрьме. А когда она снимается с молодыми режиссерами, с тем, который снял «Полицию», когда снимают сцену, каждый свободен действовать перед камерой, как ему угодно. Потом уже режиссер сам отберет удачные/неудачные моменты. Так что видите, режиссеры сами по себе настолько разные у нас.
Я чувствую, что есть определенное наследие, переходящее из поколения в поколение в российском кинематографе. Есть долгая традиция великих мастеров, потому что, я думаю, здесь к профессии режиссера относятся очень серьезно. Мне кажется, во Франции есть такая проблема, что, кажется, любой может заниматься режиссерской работой. Актер, который снялся в двух фильмах, и говорит: что-то мне скучно стало, сниму-ка я фильм как режиссер. Человек, который занимается кафе-театрами, если у него получилось немного добиться успеха, говорит: сейчас мы возьмем нашего персонажа из кафе-театра, придумаем историю и сделаем фильм. Иногда получается хорошо, тогда это относится к богатству нашего кинематографа.
Я нахожу, что в России есть определенная традиция режиссерской работы, веса режиссера, необходимость иметь общую кинематографическую культуру, пройти определенную школу. Вот то, что я почувствовал.

Наталья Никольская:
Как вы относитесь к такому понятию в кинематографе, как фабрика грез? Насколько это полезно — использовать кино как возможность отвлечься? И можно ли это хоть в какой-то мере назвать искусством?
Режису — огромная благодарность за "Восток — Запад". Жоэлю — мое восхищение вашим русским!

Ива Аврорина:
Действительно, Голливуд появился во время кризиса. Мы сейчас живем в ситуации кризиса. Это может способствовать расцвету кинематографа как искусства или, наоборот, будет форсировать развлекательную часть? Ваше отношение к этому.

Ответ:
Мое личное мнение — это и то, и другое. Действительно, и у нас, например, в истории французских песен очень популярные песни появились во времена Второй мировой войны, в то время, когда всем было совсем плохо. Это может способствовать развитию популярных, смешных комедий, потому что в этом нуждаются люди.
С другой стороны, что касается именно искусства. Я дружил с Алексеем Германом-старшим. Ему было совсем сложно снимать свое кино во времена Советского Союза. Он считал, что из-за существующих жестких ограничений, из-за того, что ему не давали таким образом снимать, этого актера снимать [как он хотел] и т.д., ему надо было что-то придумать такое, что в конце концов это тоже превратилось в искусство. Поэтому я и говорю: и то, и другое. Потому что в тяжелых ситуациях рождается искусство, в тяжелых ситуациях рождаются комедии.
Мне кажется, действительно наши времена тяжелые, но я не думаю, что это будет в ущерб искусству. Вполне возможно, что это будет наоборот.

Режис Варнье:
Когда Америка вступила в войну в 43-м году, было очень много фильмов легких жанров. Это, наверное, были лучшие годы для оптимистичных фильмов. Не обязательно комедии, но когда тяжелые времена, люди снимают фильмы, которые позволяют верить в человека, в его способность выжить. Они делают оптимистичные фильмы, не обязательно комедии, то, что называется feel good movie — вы приходите в кинотеатр и, даже если есть какие-то тяжелые чувства, вам хорошо. Как фильмы Фрэнка Капра, допустим. Там много эмоций, волнений, но конец всегда оптимистичный, чувства положительные, а они сняты во время войны.

Малая ляля:
Расскажите каково это- прлучить Оскара? Как он на ощупь? Где он у вас стоит? Вы часто протираете на нем пыль?

Ответ:
Прежде всего — это облегчение. Всё! Закончилось! Съемки закончились, переживания, вопросы — всё. Никита Михалков сидел позади меня. Он меня обнял. Это очень сильное удовольствие, гордость. Я думаю, очень быстро нужно переходить к чему-то другому. Я не думаю, что это меняет что-то в моей карьере, в моей жизни. Это может поменять карьеру режиссера, если вы, например, тут же принимаете все предложения, которые исходят от США. Это означает поменять жизнь тогда. Это, допустим, жить в Америке, ходить на вечеринки киноиндустрии, иметь менеджера и т.д.

Ива Аврорина:
Вы не пошли по этому пути?

Ответ:
Да, я вернулся во Францию, чтобы снять «Французскую женщину».
Это даже не вершина. Мне кажется, я рано его получил, потому что я снял всего 3 фильма. Надо было вот так — потихонечку.
«Оскар» стоит не у меня, а у продюсера. Он его у меня украл.

Ива Аврорина:
И он вытирает с него пыль?

Режис Варнье:
Хороший вопрос. Надеюсь, что вытирает.

Ива Аврорина:
На работе во Франции это как-то отразилось? Может, вы стали национальным героем, у вас никогда не было больше проблем с поиском финансирования на фильма или что-то еще?

Режис Варнье:
Нет, я не национальный герой. После «Индокитая» и «Французской женщины» было легко находить финансирование. Но было еще два французских актера, которые были очень известными — Эммануэль Беар и Даниэль Отой. Их очень любят во Франции. Это тоже способствовало легкому нахождению финансирования. Но для других фильмов, порой, бывает очень сложно найти финансирование. Например, «Восток-Запад». Потому что для французов это какая-то русская история, бóльшая часть фильма игралась по-русски. Там субтитры были. Нужно было работать далеко. это сложные моменты. В те годы экономические и т.д. для Украины и России. У нас были отличные российские сопродюсеры. Но с дефолтом 98-го года их финансовый вклад уменьшился. Французские сопродюсеры хотели прекратить съемки фильма. Таким образом, «Оскар» тут, не «Оскар», это сложно было снимать.

Инна:
Вы просмотрели столько фильмов, не хочется ли снять свой?

Ответ:
Нет, никогда вообще не приходило в голову. И не хочется. Я не творец.

Елена:
Любите ли вы сериалы, что советуете посмотреть из французских сериалов?

Ответ:
Сериалы — это такой феномен поколений, пожалуй, помоложе, чем я. На мой взгляд, есть причины, по которым американские сериалы часто очень хороши. Потому что в США последние лет 15 есть такая навязчивая идея — это идея рентабельности. Причем относительно той публики, которая предполагается как публика кинотеатров, режиссеры для этой молодой публики снимают свои фильмы. Несколько незрелые, развлекательные фильмы, со спецэффектами. И у многих сценаристов есть ощущение, что они не могут выразить себя. Тогда они идут по другому пути — снимают сериалы. А там очень много свободы в этом плане, намного больше смелых ходов, много больше изобретательности.
Есть еще кое-что интересное, что приводит нас к большим сериалам прошлых лет. Очень интересно для автора создать персонажей и следить за ними в течение 6–10 эпизодов 5–10 лет. Интересно следить, что происходит с ними в течение 10 лет, потому что это очень отличается от 90 минут фильма. Я думаю, именно поэтому сериалы стали так популярны.
Из французских есть неплохой сериал «История одной французской деревни». Во время оккупации, во время войны с Германией там изучается поведение населения, конфликты в этой деревне, коллаборационизм, движение сопротивления и как деревню освобождают. Первые сезоны очень хорошо прошли, поэтому было решено продолжить.
Мне не нравятся сериалы, где, допустим, 1 серия в день. Мне кажется, что там 8 режиссеров примерно. Дело не в том, что там один режиссер управляет другим. Там есть специалист, который руководит работой актеров, его отправляют на съемочную площадку. 2 кадра сняли. То есть работа поделена на маленькие кусочки, получается, что это не фильм, а машина какая-то.
Есть еще отличный датский сериал «Морган». История одной дамы-политика, премьер-министра Дании, которым была женщина. Прекрасный.

Жоэль Шапрон:
Сейчас действительно, чем дальше, тем больше снимают сериалы. Во Франции недавно вышел сериал «Бюро легенд» о шпионских сетях во Франции. Это довольно интересно. Надеюсь, этот сериал здесь купят тоже.
Мы много говорили с вами о Каннском фестивале, но на самом деле я приехал сюда не от имени Каннского фестиваля, а от имени ассоциации «Юнифранс». Эта организация продвигает французское кино. Параллельно с «Юнифранс», которая продвигает французское кино, есть другая организация, которая продвигает французские сериалы. Мы чувствуем, что по всему миру продается все больше французских сериалов. Это очень хорошо. Потому что, конечно, как сказал Режис, есть великолепные американские сериалы, часто есть национальные сериалы, как в России. И теперь наши сериалы точно так же, как на большом экране, на маленьком экране начинают находить свое место. Это тоже очень хорошо, потому что как раз очень много французских актеров играют в этих сериалах. Это новые имена, новые лица. Со всех сторон, со всех точек зрения для нас это положительно.

Ива Аврорина:
Что касается причины вашего приезда, вы отбирали фильмы для фестиваля французского кино?

Жоэль Шапрон:
Не совсем. Наш фестиваль не совсем фестиваль. Я бы назвал это рядом предпремьерных показов. Мы ориентируемся на коммерческий прокат французского кино.

Ива Аврорина:
Это значит, что они пойдут в широком прокате в отличие от фестивального кино?

Жоэль Шапрон:
Совершенно верно. Чтобы любая кинематография стала известной, она должна идти в прокат. Вы можете устраивать сколько угодно фестивалей, это не поможет, пока фильма не будет в прокате. Поэтому мы едим сюда и поддерживаем российских прокатчиков, которые уже купили французское кино. Везем артистов под премьеры. В этом году у нас 3 фильма, которые вот-вот выйдут в прокат. Это мультфильм «Невероятная тайна Лулу», это «Телохранитель», который был на Каннском фестивале, и наша «Золотая пальма» — «Дипан». Все три фильма выйдут или на следующей неделе, или в следующем месяце.
И мы показываем фильм Режиса Варнье, потому что он согласился быть крестным отцом. Его фильм еще не куплен. В Новосибирске — первые зрители в России, которые его увидят завтра вечером. Сам Режис представит свое кино. Еще не было ни одного показа этой картины в Москве, поэтому в Новосибирске это будет первый раз. Мы, естественно, надеемся, что эту картину тоже купят.
Еще Режис согласился представить отреставрированную версию фильма «Шербурские зонтики». Шикарная версия. Поскольку фильм очень нравится Режису, он согласился его представить послезавтра, в субботу.

Ива Аврорина:
В нашей группе «ВКонтакте» сейчас проходит розыгрыш билетов на «Шербурские зонтики». Фестиваль начинается сегодня и будет проходить до 5 декабря. открывается он каким фильмом?

Жоэль Шапрон:
Он открывается фильмом, который был показан в рамках Каннского фестиваля, — «Телохранитель» с Дайаной Крюгер и Маттиасом Шонартсом. Маттиаса, может быть, уже знают, потому что предпоследняя картина Жака Одиара была с его участием. Это «Ржавчина и кость». Это очень известный бельгийский актер, который снимается сейчас почти во всем мире, частично во Франции. Этим фильмом мы открываем фестиваль, завтра фильм Режиса. «Лулу» — это детское кино, мультфильм, в 14:00 в субботу. А вечером будет «Дипан» (это наша «Золотая пальмовая ветвь») в присутствии индийской актрисы, которая сегодня утром прилетела из Индии — с двумя пересадками, но долетела до Новосибирска, чтобы в субботу вечером представить эту картину.

Ива Аврорина:
Онлайн-встреча завершена. Спасибо за внимание.