Максим Галкин: «Такая любовь какая-то нездоровая»

Максим Галкин — юморист, телеведущий и шоумен — приехал в Новосибирск с концертом. В один из дней своего визита в Сибирь он нашел время, чтобы пообщаться в прямом эфире с читателями НГС.НОВОСТИ, ответив на все их вопросы. Почему на телевидении становится меньше шуток про политику, что заставляет артистов сниматься сразу в нескольких новогодних передачах и почему руководители федеральных телеканалов похожи на феодалов — в материале НГС.НОВОСТИ.

Вопрос про цензуру — внешнюю и внутреннюю. Есть ли она? Есть ли для вас табуированные темы? Если да, то что это — политика, юмор «ниже пояса», что-то еще? (вопрос Виктора)

— Цензура, безусловно, есть — есть внешняя. ТВ-каналы сейчас стали более осторожными в том, что касается политического юмора. В этом отношении я себя сам не ограничиваю, и если что-то не попадает на экраны, это не моя вина. Не могу сказать, что это сильно принципиально. Я думаю, сейчас время не политического юмора, а, скорее, журналистской сатиры. Я всегда шутил о том, о чем хочется, а нынешняя политика меня на юмор не вдохновляет. Что касается лично для меня табуированных тем — это религия, например, так было всегда, наше общество к этому не готово. В принципе я чувствую себя гармонично, нет ни внешних, ни внутренних табу, которые меня бы тяготили.

Политический сегмент редакторами каналов последние три года полностью убирается.

Видите ли, у нас время немножко вялое, и цензура вялая, слава богу. Все оглядываются назад — а сзади, как правило, никто с регламентом не стоит, не говорит, что можно, а что нельзя. При этом генетически же очень сильна советская закалка: память крови говорит — лучше меньше, да лучше. Этот страх живет, и этот страх воскрешает фигуру Иосифа Виссарионовича. У нас все время боятся сказать, что он был диктатором, тираном, все время боятся обидеть тех, кто жил при нем, воевал при нем. Я почему так завелся — все эти разговоры про внешнюю и внутреннюю цензуру тоже льют на эту мельницу.

НГС: Недавно были опубликованы исследования «Левада-центра»*, по которым рейтинг Сталина высок как никогда. Вы не боитесь сейчас, что часть поклонников отвернется?

— Если кто-то из моих поклонников отвернется от меня потому, что я не уважаю Иосифа Виссарионовича, то я желаю таких поклонников кому-то другому. Дело в том, что у нас до сих пор не сложились новые идеалы, страна до сих пор живет чуть истлевшим багажом Советского Союза. Нам не на что опираться, у нас нет новых кумиров, поэтому телевидение и те, кто отвечают за идеологию в нашем государстве, все время за это цепляются. Потому что многие люди помнят, им это генетически близко. Послушайте, если все время рассказывать, хороший он (Сталин. — И.А.) был или плохой, конечно же, люди начинают задумываться — им же по телевизору рассказывают. На немецком телевидении же не сомневаются в фигуре Гитлера, как-то никто не ставит на одну чашу весов концлагеря, а на другую — поднятую промышленность Германии. А у нас все время ставят. У нас очень вовремя забывают про то, что нужно забыть, и очень вовремя вспоминают про то, что вспоминать не нужно.

Государственное ТВ выступает как инструмент пропаганды, вам не противно работать на «России-1»? (вопрос Александра)

— Если мне не нравится, то, что делает Дмитрий Киселев, это не значит, что я должен уходить с канала, где он работает. Хотя бы по той причине, что тогда там останется один Дмитрий Киселев.

Послушайте, в этом отношении у нас все каналы находятся в равном положении — у каждого свой Киселев в той или иной степени. Если я буду жертвовать возможностью людей смешить и говорить с ними на свою тему только потому, что мне что-то не нравится в политическом вещании этого канала — не жирно ли это? Мало того, что эти позиции заняты теми людьми, чьи политические позиции я не разделяю, так я еще должен свое место терять, потому что мне не нравится? Нет, это слишком плохо, не хочу.

— Все новогодние программы, праздничные концерты и т.д. мы видим одни и те же лица — уже много лет. Вы сами-то друг от друга не устали? (вопрос Вениамина)

— Я бы вообще сделал перерыв на месте телевизионных каналов. Я бы их убрал — дайте отдохнуть людям! Я честно скажу, что делаю это во многом потому, что у меня хорошие корпоративные отношения с каналом: я веду программы, я в какой-то степени лицо канала. Я никогда не был на нескольких каналах в новогоднюю ночь одновременно, при этом говорят, что я везде. А почему возникает такое ощущение? Потому что все остальные артисты, 90%, носятся туда-сюда. Он здесь спел, там спел и там спел, и у зрителя ощущение, что и Галкин там. Если вы спросите у артиста, зачем он бегал, он скажет: «А как мне не бегать? Я откажу этому каналу, а потом он не покажет мой номер в концертной программе». У нас же немного феодальная система на телевидении — они же не за деньги там бегают-то, а за отношения. Если ты откажешься сейчас — испортишь отношения с каналом на весь год. Феодала обидел, нахамил — все, артиста нет ни на том канале, ни на этом….

— Если вы в курсе ситуации с постановкой оперы «Тангейзер» в Новосибирске, то, пожалуйста, дайте свой комментарий (вопрос Алексея)

— Я вообще считаю, что церкви надо быть посамостоятельней. Церковь очень прикипела к нашей власти. Такая любовь какая-то нездоровая, мне кажется. Им надо друг от друга отдохнуть, честное слово. В принципе я думаю, что в нынешние, достаточно циничные по отношению к религии времена, церковь должна защищаться, сто процентов. Я понимаю, они могут в рамках стен собора возмутиться и своим прихожанам сказать, чтобы они не ходили на такие постановки, и это их право. Церковь может выходить с плакатами, имеет право на демонстрации, я считаю. Почему нет? Если митинг разрешен, я не вижу отличий церкви от любой другой организации. Просто, понимаете, не должно быть этой спайки — чтобы суд, другие органы государственной власти, МВД не брали под козырек по телефонному праву: я тебя причастил, ты мне оперу закрой.

Максим, скажите, трудно ли шутить в России, особенно когда в стране не до шуток? (вопрос Сергея Кюббара)

— У нас страна отличается тем, что тут вообще редко до шуток — промежутками спокойствие такое относительное, когда люди начинают думать о светлом будущем, но очень быстро их возвращают в мрачное настоящее. И мы начинаем говорить, что нам не до шуток. Я считаю, что при любом времени всегда до шуток, потому что юмор всегда помогал. Есть замечательный и жуткий фильм «Жизнь прекрасна», когда отец в концлагере делает так, чтобы у мальчика не осталось травмы на всю жизнь, если он выживет. Чтобы он подумал, что концлагерь — это игра… У нас, конечно, не концлагерь, слава богу, не так все плохо, не так уже трудно, я имею в виду психологический аспект, особенности управления нашей страной. Конечно, все времена непростые, но шутить надо.

НГС: Вы считаете, то, что вы делаете, может как-то помочь справиться с агрессией в современном российском обществе?

— Конечно. Темы моих выступлений разные — от будней до политики. Все, над чем я шутил всегда, над тем и шучу [сейчас]. Единственное, я делаю это по-доброму. У меня нет злобного юмора, потому что я в принципе человек не злой. Внешних и внутренних врагов я не вижу, сколько бы мне их ни показывали, к психозу с поиском врага я не присоединяюсь. В депрессию тоже не впадаю. У меня спокойный взгляд на жизнь. Единственное, за что я беспокоюсь, — это здоровье близких: детей, жены. А все остальное… знаете, лишь бы не было войны. Дай бог, чтобы было так, как сейчас, и не становилось хуже.

_{* Признан иноагентом}