Ребенка отдадут любящему отцу? Что станет с мальчиком, который застал мать в момент кровавой расправы в Канске

Трагедия в Канске взбудоражила всю страну. Трое детей оказались жертвами собственной матери. Четвертый ребенок, который просто по счастливой случайности оказался в школе, застал своих братьев и сестру мертвыми. Рыдающая мать отвела его к бабушке и дедушке. Уже там рассказала своим родителям, что произошло. Мы подробно рассказывали о том, как мать проходила допросы, она признала вину в содеянном. Сейчас она находится в СИЗО. А вот ее выживший сын — в госучреждении. Как сложится судьба ребенка дальше и что происходит в его жизни сейчас — в материале главного редактора NGS24.RU Кадрии Катциной.

15 апреля журналисты нашей редакции работали в Канске. Они были намерены поговорить с комиссией по делам несовершеннолетних в администрации Канска, но на вопросы им ответили: «Комментарий эксперт сейчас не дает». А кто дает? Кто теперь скажет, как велась работа с семьей и можно ли было спасти эти три жизни: семимесячного и восьмилетнего мальчиков и четырехлетнюю девочку?

В момент написания репортажа нам не удалось связаться с уполномоченным по правам ребенка в Красноярском крае Ириной Мирошниковой, но мы смогли поговорить с ней на следующий день. Она рассказала, что сейчас происходит с мальчиком, оставшимся в живых.

— Ирина Юльевна, как нужно было работать с этой семьей, чтобы такой трагедии не случилось?

— Ну а вы получили ответ от кого-нибудь?

— Вообще ни от кого.

— Ну а как работать? Вот как с моей семьей, с вашей семьей как работать, скажете?

— Ну у нас с вами нет взрослого нездорового человека в семьях, на которых лежит ответственность по воспитанию детей, я полагаю.

— Я диагноз не буду разглашать, но это не из тех диагнозов, которые требуют постоянного наблюдения. Понимаете, произошла беда, произошло убийство на самом деле. Убийство с особой жестокостью. Человеком, который не отвечал, возможно, [за свои действия]. Экспертиза всё покажет. Теперь же всё покажет экспертиза. Психиатрическая в том числе. Отвечал ли человек в тот момент за свои действия. Это важный вопрос.

— Хорошо. Учитывая, что на вопросы следователя женщина отвечать не может толком, назначили психиатрическую экспертизу, в СИЗО она теперь будет проходить лечение, как уже выяснилось, скажите, пожалуйста, органы профилактики, вот как они [должны были работать]?

— Понимаете, в том, имеется ли основание для привлечения к ответственности кого-либо из сотрудников системы профилактики, не органов опеки. Вот это принципиально, вы, пожалуйста, услышьте. Органы системы профилактики, да. Пока вот мы же тоже находимся в расследовании, я тоже там (в Канске. — Прим. ред.) вчера была. Но состояла семья на учете в связи с жестоким обращением отца в отношении сына.

— И можно ли вообще понять, как часто приходили инспекторы ПДН, если семья была на учете, неужели они не видели ситуацию в семье?

— Подождите, система немножко не так работает. Это не означает, что сюда каждый день должны приходить сотрудники ПДН. А если и приходят, то у семьи есть право не пускать их. Вы очень серьезные вопросы задаете, на которые сейчас, вы понимаете, дать ответы, кто виновен, это очень ответственно и серьезно. Дать ответы на эти вопросы невозможно. Семья вела закрытый образ жизни, их право не пускать никого. Второе их право — отказаться от медицинского вмешательства, от любого медицинского вмешательства, между прочим, в том числе и от прививок детям.

И взрослый человек, имеющий отклонения в области психиатрии, ну вот, к сожалению, таково законодательство. Он может не обращаться, он не считает себя…

— То есть, я правильно понимаю, во всём виновато законодательство, которое запрещает…

— Я так тоже не говорила. Ну зачем же делать выводы, которые не вытекают из моих слов? Я не сказала, что во всём виновато законодательство. Самое главное, что я вам сказала, это то, что оценка всему произошедшему будет дана уже теперь в рамках расследования уголовного дела. Это серьезный процесс и очень серьезные выводы. Понимаете? А сейчас предварительно назначать виноватого… Ну вообще-то так нельзя, так не делается.

Ребенок сейчас находится в безопасности, с ребенком работают, я ребенка видела, мы с ним общались, хороший мальчишечка. Мне вот это вот важно сегодня, в каких он руках, кто как с ним работает, как ведут расследование.

— Скажите, пожалуйста, в каких он руках сейчас, с отцом, который его бил?

— Этот мальчик сейчас находится в государственном учреждении.

— А в последующем вопрос, скорее всего, будет решаться в пользу сохранения семьи?

— Вот поймите, мы так не работаем. Но если были какие-то факты, вот, допустим, по одному факту когда-то — по жестокому обращению — возбуждали там дело, да. Побои — это административная статья, завершилась штрафом для отца. Но это не означает, что он ежедневный истязатель ребенка. Вполне возможно предположить, что штраф и привлечение к ответственности остановило его.

— Почему происходят такие страшные вещи, когда ребенок — это такая огромная ценность?

— Да, согласна с вами, но я вам еще раз говорю, окончательные выводы можно будет сделать, когда будут установлены все обстоятельства. Сейчас ведется работа по установлению вот самой картины, сейчас даже мальчика опрашивают, могут следователи это сделать, это не допрос, подчеркиваю. То, что видел мальчик, это вот в рамках следственных действий, это соблюдение всей этики и всех правил. Просто несовершеннолетних обязательно опрашивают в присутствии психологов, для того чтобы его не травмировать, понимаете, для того чтобы этот след не остался в нем, он находится в государственном учреждении, там безопасно, там тепло, там кормят, жалеют, там психологи с ним работают по развитию его по дальнейшему.

Вот ведь это кропотливая работа, а вы спрашиваете с меня сегодня выводы. Я не могу их делать. Вы, главное, услышьте, пожалуйста.

— Да. Ирина Юльевна, согласна с вами, и у меня всё же остаются вопросы. Во-первых, на чьем вообще учете состояла семья?

— В комиссии по делам несовершеннолетних. Опять же, опять же. Я сейчас никого не обвиняю. Я говорю, что на учете в комиссии, всё, точка. Вот я ответила на этот вопрос. Следующий вопрос.

— Как будут дальше развиваться события с выжившим ребенком? Что дальше будет происходить?

— Вы понимаете, у ребенка есть родственник, у ребенка есть любящий отец, бабушка с дедушкой, у ребенка есть любящий отец.

— Который его бил…

— Ну факт такой был. Факт был. Всё. Дальше, что будет установлено в ходе расследования. По отцу сейчас, вот именно в связи с этой ситуацией, пока вот в первой очереди вопросов нет. У него есть любящие родственники. Мальчик не останется в учреждении государственном, это точно, что я могу сейчас сказать.

— Если мальчика передадут отцу, будут ли за ним наблюдать, за семьей?

— Вот поймите, сослагательное наклонение я не принимаю.

— А как обычно делают? Протокол есть же, наверное, какой-то? Кто будет следить за семьей? Кто будет их навещать?

— Конечно же, он будет находиться на контроле органов системы профилактики. Это могу сказать точно. Конечно, рассматривать-то будут всякие варианты, всякие риски. Тем более что эта ситуация находится на самых жесточайших контролях теперь. Что мы увидим, какие еще обстоятельства откроются в ходе расследования, пока сказать невозможно.